Но к завтраку мимолётная тоска по Доннелу прошла без следа. Даже вспоминать о ней стало странно, и я решила, что было это просто эхом сна. Мы с Бранко не стали разводить костёр и даже не поели толком – оба торопились в дорогу. И очень скоро перед моими глазами снова мелькали, сменяя друг друга, пейзажи, залитые встающим солнцем. Этот день тоже обещал летнюю погоду, несмотря на то, что ехали мы всё время строго на север.

Приближение Москвы я угадала задолго до того, как увидела на придорожном указателе отметку в сто километров. Даже не по тому, что на трассе появилось больше машин, не по тому, насколько шире и ровнее стала сама трасса, не по тому, насколько менее зелёными и более застроенными становились её обочины, но неким внутренним наитием, почти первобытным чутьём. Так, наверное, звери в тайге ещё за десятки вёрст чуют приближение лесного пожара.

Что-то такое же неизмеримо огромное, шумное и могучее сейчас было впереди, приближалось с каждым оборотом колёс, заставляя сердце биться чаще, а волоски на коже приподниматься дыбом. Я невольно вспоминала всё, что когда-либо читала и видела о Москве, и неожиданно порадовалась тому, что Бранко настоял на моём появлении в столице. Самого Бранко, казалось, тоже не оставляло равнодушным скорое окончание путешествия: он был бледен, сосредоточен и молчалив.

В этом сосредоточенном молчании мы и достигли трёхуровневой развязки дорог. Такое я видела впервые и разинула рот. Трасса, по которой мы следовали, впереди изгибалась дугой и уходила вниз, под другую трассу, пришедшую откуда-то с востока и поднимающуюся, чтобы пропустить под собой дороги поменьше. А ещё выше, над ней, непонятно как держалось в воздухе гигантское бетонное кольцо, по которому тоже неслись автомобили, кажущиеся снизу игрушками.

– Ох! – вырвалось у меня, но Бранко понял это по-своему, озабоченно кивнул.

– Ты права, становится слишком оживлённо. Пора бросать машину.

До этого я думала, что слово “бросать” означает что-то другое. Например, что мы найдём платную стоянку, где не задают лишних вопросов, и оставим автомобиль там, на всякий случай дожидаться нашего возвращения. Но Бранко сделал проще. Перед самой развязкой он съехал с трассы в неприметную колею. По ней мы, трясясь и подпрыгивая на ухабах, добрались туда, где низкорослые деревья и кусты росли погуще. Остановились. Бранко какое-то время сидел, безучастно глядя перед собой, а я затаила дыхание. Наконец спутник ровно заговорил:

– Лишнего не берём. Не думаю, что мы вернёмся за машиной при любом раскладе.

Я запоздало задалась вопросом – а откуда он вообще взял эту машину, чья она? Но решила, что это уже не имеет значения.

Мы оставили почти всё. Спальники и еду, которой Бранко набрал словно не на пару дней, а на месяц, одеяла, фонарь, аптечку, одежду, термос, посуду… Он взял с собой только атлас дорог и свои краски с инструментами, которые, как я уже поняла, были самым ценным для моего талантливого спасителя. Я прихватила запасную одежду и шоколадные батончики на случай приступа обжорства: есть теперь хотелось почти всё время, организм требовал компенсации причинённого ему за последнюю неделю ущерба.

Потом мы долго шли пешком, молчали. Бранко заглядывал в атлас, осматривался по сторонам и хмурил брови. Наконец закоулки и тропы вывели нас к прозрачному навесу на обочине дороги – автобусной остановке. В самом автобусе народу оказалось немного, но я всё равно старалась держать лицо опущенным, не зная даже, чего стесняюсь больше – искусственного родимого пятна или своего побитого вида. К счастью, платье закрывало мои руки и ноги, милосердно пряча от взглядов любопытных опухшее колено и многочисленные синяки.