Они с Грином потратили два часа, складывая из разрозненных букв бессмысленные слова. Повесив на стену лист чертежной бумаги, доставленный младшим констеблем из ближайшего писчебумажного магазина, Максим Михайлович сказал:

– Подойдем к делу организованно, – он перенес слова на бумагу. – Придется перебрать несколько вариантов, чтобы понять, о чем идет речь.

Мистер Браун остановился напротив листа.

–Вижу, что вы принялись за дело, – он склонил голову. – Действительно, пока выходит абракадабра, однако шифрование сложная наука. Наброски с лицами ваших знакомцев отправились дипломатической почтой в Рим.

Браун недовольно пожевал губу.

– Слова по телеграфной ленте мы передавать научились, а с фотографиями и рисунками дело обстоит плохо. Покажите эскизы мистеру Генри Джеймсу и поработайте со артистической богемой. Мистеры Январь и Февраль могут происходить именно оттуда.

Чиновник перевел взгляд на большую карту Лондона, принесенную тем же констеблем. Улицы и площади, парки и ленту Темзы пересекали проведенные Сабуровым четкие черные линии.

Браун вынул сигару изо рта.

– Это что такое?

– Возможные места будущих преступлений, – спокойно ответил Сабуров.

Томик стихотворений лорда Байрона занял свое место на полках красного дерева в гостиной, где Сабуров держал романы мистера Диккенса, мисс Бронте и мисс Элизабет Гаскелл. Он покупал французские книжные новинки и захаживал в эмигрантскую читальню в Сохо, куда с опозданием привозили издания из империи.

Максим Михайлович, однако, избегал появляться там по вечерам, когда читальню наполняли сомнительные, как о них отозвалась бы миссис Сэвилл, посетители в потрепанных пальто и старых шляпах, распространяющие ароматы пива и табака. Читальню облюбовали анархисты и социалисты, последователи Бакунина и Маркса, которых в Лондоне было достаточно.

Сабуров предполагал, что недремлющее Третье Отделение содержит в Лондоне агентов.

– Мою отставку приняли без лишних вопросов, – сказал он дремлющему Тоби. – Случившееся в столице и Баден-Бадене замели под ковер, но, буде меня заметят в подобной компании, моя скромная персона может опять заинтересовать империю.

Судя по всему, Третье Отделение не занимала судьба окончательно порвавшей с Россией княжны Литовцевой. Не будучи анархисткой или последовательницей Маркса, девушка могла рассчитывать на спокойную жизнь. Дело Литовцева отправили в архив и не собирались его оттуда доставать.

За обедом со столь любимой мистером Брауном жареной рыбой с картошкой Сабуров кратко рассказал чиновнику и мистеру Грину о петербургских убийствах, случившихся полтора года назад.

Мистер Грин пыхнул дешевой папироской.

– Получается, что жертв настигли, можно сказать, в их конторах, – заметил напарник. – На складе, на заводе и даже в церкви, а здесь у нас…

Недовольно почесав седые бакенбарды, Браун щедро полил картошку ядреным солодовым уксусом.

– Здесь у нас черт знает что, – сочно сказал чиновник. – Мы не знаем, где убивали жертв, а что касается вашей схемы в блокноте, то это умопостроения.

Максим Михайлович покачал головой.

– Отнюдь. Сумасшествие обыкновенно прогрессирует. В случае Пьетро Дорио мы имеем дело именно с сумасшедшим. В Петербурге он имитировал библейские убийства, а здесь решил нарисовать знак Люцифера на карте Лондона.

Браун зорко посмотрел на Максима Михайловича.

– Вы говорили, что в Петербурге их жертвой стал еще один человек, – он нахмурился. – Я не могу правильно произнести его фамилию. Мистер Адриан…

Сабуров помог:

– Завалишин. Да, мне кажется, что, как и в смерти мисс Перегрин, в смерти мистера Завалишина виновен не Пьетро Дорио, а его сестра. Она управляет Пьетро, как творец Франкенштейна распоряжался своим созданием.