– До сих пор мы старались как-то, ну знаете, войти в ваше положение. – Женщина откашлялась. – Но сейчас у нас и у самих не лучшие времена. Так что очень просим не опаздывать с оплатой.

– Простите, пожалуйста.

– Значит, вы мне обещаете, что в конце месяца точно с нами расплатитесь, да?

– Да, конечно.

– Ну, смотрите. Если что, вы мне лично обещали!

Я поклонилась ей и, лишь когда звук шагов по железной лестнице растворился в воздухе, вернулась в квартиру.

– Садись, я тебе налью… Все в порядке? – беззаботным тоном спросила Макико, но в ее глазах читался другой, главный вопрос: «Кто это был?»

– От домовладельца приходили.

– О! – улыбнулась Макико, наливая мне пиво. – Насчет денег, да?

– Точно, – подтвердила я, изобразив ухмылку. – Ну что, за нас!

Мы чокнулись, и я сделала глоток.

– За сколько ты уже задолжала?

– Хм… Месяца за два.

– Они что, сразу начинают деньги выколачивать? – Макико одним глотком выпила чуть ли не полбокала и потянулась за новой банкой пива.

– Да нет, со мной такое вообще-то впервые. Я иногда опаздывала, но никто не заявлялся ко мне домой требовать денег. Раньше я имела дело только с домовладельцем, он спокойный, уравновешенный человек. А тут вдруг эта тетушка… Хотелось бы знать, кто она ему.

– Тетушка, говоришь?

– Ну да. С завивкой, как у якудза, и брови нарисованы посередине лба.

– Может, его бывшая, и теперь они снова сошлись? – предположила Макико. – У одного нашего клиента так было. Ему лет шестьдесят. У них с женой один ребенок, сын. И вот, когда сын пошел в школу, мамаша, жена этого клиента, ушла к другому. Двадцать лет прожили порознь. Вроде как общались иногда, но больше не съезжались, оба жили, как им хочется. А теперь сын вырос, а жена, видимо, постарела и осталась одна, без хахалей. Сам он, клиент, живет с родителями, у которых уже всякие старческие закидоны начинаются. Вот и решили, что жена вернется и будет жить со всей этой семейкой. Двадцать лет не виделись, а тут!

– С ума сойти…

– Ну, главное, у него есть дом, платить за аренду не надо. Пенсия у родителей небольшая, но какие-то денежки капают. И работа у него вроде стабильная – водопроводчик. А жене было некуда деваться, вот она, думаю, и начала его обрабатывать – несчастные глаза, все вот это, типа, хочет вернуться. А он ей поставил условие: «Согласна все делать по дому и ухаживать за моими родителями, пока они живы, тогда возвращайся». А ухаживать за ними – это будь здоров: и лужи вытирать, и следить, чтобы ничего не натворили.

– Молодец дядька, все рассчитал!

– Да уж, это точно, – цокнула языком Макико. – Они с сыном, конечно, хорошо устроились. Получили на халяву бесплатную домработницу и сиделку в одном флаконе.

– Но у ребенка-то, наверное, неоднозначные чувства. Для него это мама, которая бросила его в детстве. Разве такое забудешь? А она, получается, так нигде и не работала?

– Да наверняка. Были бы у нее хоть какие-то свои деньги – думаешь, она вернулась бы?

– Хм… А если она вдруг заболеет и больше не сможет ничего делать по дому… Это ведь с каждым может случиться.

– Может, конечно.

– И что тогда они будут делать? Не выгонять же ее.

– Спорим, они о таком варианте даже не задумывались? Свято верят, что женщины остаются бодрыми и здоровыми до самой смерти. И еще что женщины прямо-таки созданы для грязной работы. А кстати, – Макико отхлебнула еще пива, – сколько ты платишь за эту квартиру?

– Сорок три тысячи иен в месяц. С учетом коммуналки.

– Эх, и это ведь ты еще одна живешь… хотя в принципе понятно, это же Токио.

– Ну да, если выбирать квартиру плюс-минус в десяти минутах пешком от станции, то цены везде примерно такие. Хотя, конечно, я была бы счастлива платить меньше.