Ди принимала все за чистую монету и записывала свои все более красочные сны в тетрадку, которую хранила специально для этого под кроватью, чтобы прочитать папе на следующий день. Они соперничали с тех пор, как Энни себя помнила, Ди всегда воспринимала младшую сестренку как главную соперницу за отцовское внимание и любовь, которых она хотела, требовала и чаще всего получала. Обычно Энни была не против. Уже тогда она как-то понимала, что Ди это нужно больше, чем ей самой.

Вечера были полны разговоров и веселья, но утром, если они пытались рассказать отцу свои сны или выспрашивали новые подробности сказок, он становился грубым и вспыльчивым, хмуро глядел на них из-за утренней газеты. Тогда мама гнала их из комнаты, говорила скорее собираться в школу. Позже Энни научилась предугадывать и игнорировать напряженное, тяжелое молчание, которое встречало ее по возвращении из школы, и с головой погружалась в домашние задания, пока общее настроение не улучшалось и все снова не становились веселыми. На протяжении многих лет она сохраняла эту способность мгновенно оценивать и соответственно реагировать на настроение клиента, друга или члена совета директоров, но заплатила за нее авансом – радостями беззаботного детства.

Внутри небольшого терминала она сняла свой чемодан с карусели и направилась к стойке проката автомобилей, но ее перехватили раньше.

– Энни Салливан! Неужели это ты во плоти или я вижу фантом?

– Деклан! Что ты здесь делаешь?

– Ой, да ладно. – Он разводит руками и насмешливо смотрит на нее. – Как сказал один мудрый человек, один раз – неудача, второй – небрежность. Или ты действительно думала, что сможешь пробраться домой мимо меня, не объяснив, где пропадала? – Он хмурится. – Четыре долгих года – и ни словечка от тебя.

– О нет, – говорит она, качая головой и смеясь. – Нет-нет, никаких обвинений. Только не от тебя. Я этого не вынесу.

– Иди сюда. – Он крепко ее обнимает. – Я так рад тебя видеть. Я сам отвезу тебя домой. Не спорь. Давай свой чемодан.

– Тебя что, мама послала? – спрашивает Энни, отдавая чемодан.

– Нет, это была полностью моя идея. Я хотел поболтать с тобой, прежде чем тебя поглотят семейные дела.

Через пять минут они уже в пути. Энни могла бы проехать этим маршрутом с закрытыми глазами, так мало все изменилось за четыре года, что она была в отъезде. Времени пятый час, но солнце все еще жарит. Деклан болтает, рассказывая, что происходило в Баллианне, пока Энни тут не было.

В городах и деревнях, которые они проезжают, люди сидят под зонтами около пабов, их руки загорели, а лица раскраснелись. Стоило приехать сюда, чтобы увидеть такое чудо, как залитый солнцем ирландский песчаный пляж, где соль проступает на коже и где песок забивается в каждую щелку, и люди приехали и гуляют по улицам до пляжа и обратно.

Машина делает резкий поворот вправо к побережью, и, по мере того как Деклан прибавляет скорость, Энни все нетерпеливее смотрит вперед, ждет, когда же покажется океан. Конечно, он по-прежнему там, сначала в виде крошечного светлого пятна вдалеке, в у-образном проеме между двумя горами («тизер-вид», как она любила говорить), а затем через пару миль, за следующим крутым поворотом, где скалы расступаются, внезапно возникает величественная синева, простирающаяся настолько далеко, насколько видит глаз, и где-то там океан сливается с небом, и следующая остановка – Америка. У нее всегда захватывает дух, когда она видит это, особенно в такой день – день, когда хочется верить, что твоя жизнь может быть такой же красивой, как пейзаж на открытке.

– Как там твой лондонский приятель? Твоя большая любовь?