– Ваш такт – это лишь милое оправдание лжи. Меня спросили, я ответила. Честно, – Катя смотрела прямо и уверенно.

– Ты здесь работаешь последний день, – прошипела администратор, – принимай оставшуюся клиентку и проваливай!

– Вы нас извините, – уже с улыбкой обратилась администраторша к Ираиде Ильиничне, – Вас доукладывает другой мастер, пройдемте. И они обе удалились куда-то в дальнюю часть зала.

Катя перевела взгляд на меня и с улыбкой спросила:

– Добрый вечер! Вы еще хотите покраситься?

Я молча старалась слиться с диваном, боясь пошевелиться – а вдруг Катя сейчас опять запустит свою бешеную правдорубку, и я просто погибну в этой ее «машине морального уничтожения».

– Аня, решайтесь, – подмигнула мне Катя.

Конечно, сейчас мне больше всего хотелось бежать отсюда со всех ног, не оглядываясь, но вспомнив о своих отросших корнях, я встала и пошла к освободившемуся перед зеркалом месту.

– Вы уж простите, неудобно получилось, – виновато проговорила Катя, умело нанося кисточкой краску на мои волосы, – я такая с самого детства, врать вообще не умею. Родители сначала гордились, пока маленькой была, а потом стали просить, чтобы уж лучше помалкивала. Они у меня оба учителя, и им часто приходилось краснеть перед коллегами за мои высказывания. Училась-то я в той же школе, где они работали. 16-ю, знаете?

– Да-да, – покивала я.

Оставшееся время мы молчали. Катя ничего не спрашивала, а я была только рада этому. На прощание я поблагодарила Катерину, она посмотрела мне прямо в глаза и с улыбкой сказала:

– Если больше не придешь, я пойму.

Но я пришла. Трудно сказать, что меня сподвигло – ее хорошая работа или интерес к ней, как к человеку. Наверно, просто я таких, как она, раньше не встречала.

Катя теперь работала сама на себя и арендовала небольшой кабинет в салоне по другому адресу. Распахнув дверь, я зашла в небольшое помещение с огромным зеркалом на стене и маленьким диванчиком с чайным столиком чуть поодаль, в уголке, за ширмой.

– Анют, привет! Проходи пока, чайку попей, журнальчики посмотри, я заканчиваю, – приветливо проговорила Катя, доделывая прическу женщине средних лет.

Я улыбнулась ей и довольно удобно устроилась на диванчике за ширмой. Женщина с Катей о чем-то болтали. Невольно я начала прислушиваться, при этом, не переставая пролистывать журнал.

– Вот, Катюха, упаковала ты меня. Хорошо мне с такой прической?

– Вам идет, – коротко ответила Катя.

– Я же на свиданку сейчас. Представляешь, завела себе любовника, – почти шепотом произнесла женщина и захихикала, а потом, тяжело вздохнув, начала оправдываться.

– Ну, понимаешь, просто так, для души. Устала я чего-то от семейной жизни. Приелось мне все. Хоть и муж у меня орел – подружки слюни по нему пускают. Вот только ругаемся мы чего-то с ним в последнее время… Никак бес в меня и в него вселился, – женщина грустно рассмеялась, – Кать, ты как думаешь?

– Глупо и стыдно это все, Людмила Федоровна, – с минуту помолчав, тихо произнесла Катя. – Вам дорога своя семья? Благополучие деток? У Вас дом полная чаша и муж «орел» – не пьет и не гуляет. Представьте на минуту, каково будет Вашим детям узнать, что мама так поступила с их отцом? А ему? И зачем? Просто от скуки, потому что «приелось»? – Катя тяжело вздохнула, – Вы сейчас просто даете слабину, бежите от проблем и тешите свое самолюбие – ведете себя эгоистично, проще говоря. Даже если у Вас реальные проблемы, Ваша измена – не способ их решить.

Женщина молчала. Больше она не проронила ни слова, лишь на прощание сказала Кате коротко: «Спасибо».

Из месяца в месяц я встречала у Кати одни и те же лица: и изрядно постройневшую Ираиду Ильиничну, и Людмилу Федоровну с детками, которых забирал от салона улыбчивый мужчина с большим орлиным носом. Люди шли к Кате пусть за горькой, но такой редкой в наше время правдой, которую сами не могли увидеть. Порой обижались на нее, но возвращались к ней вновь, ведь их жизнь отчего-то в итоге менялась к лучшему. Так постепенно вокруг Кати образовался круг понимающих ее людей, для которых она стала авторитетом.