Ибрагим закрыл голову, чтобы его не растоптали. Тым оттащил его за ворот куртки в сторону.
– Что происходит?
– Что и везде. Людь везде засыпают. Людь очень устал.
И действительно, словно в какой-то нелепой комедии, пожилой охранник, даже не пытавшийся остановить несущийся поток людей, широко зевнул, опёрся на стенку и сполз вниз.
За соседней кассой женщина с рыжей шевелюрой уронила голову на грудь. Засыпали и покупатели прямо на ходу. Некоторых из них, уже со стеклянными глазами, ещё несла толпа. Другие, найдя хоть какое-нибудь пространство, пригодное для сна, ложились, садились и тут же отправлялись в царство Морфея.
– Что за хрень? – поинтересовался учёный-эколог, нахмурившись.
Монах наклонился к самому лицу Ибрагима.
– А вам не хочется спать?
– После того как мне исполнилось тридцать восемь, почти всё время.
– И всё-таки вы в состоянии себя контролировать. Любопытно. Кажется, у нас собирается клуб по интересам.
Он протянул учёному руку и помог встать на ноги.
– Держимся вместе!
Они дружно двинулись к выходу, толпа подхватила их и понесла.
2. Спящая красавица (три недели после всеобщего засыпания)
– Уех-х-х! – издало горло жалкий хлюпающий звук. Из глаз брызнули слёзы. В тумане, уже не лиловом, а белом, замаячила прозрачная мокрая трубка, которую держали мужские руки. Исчезло липкое облако, она вдохнула жадно, много.
– Майя, вы меня слышите?
Перед ней появилось молодое небритое лицо с проницательными зелёными глазами.
– Не говорите пока ничего. Просто кивните.
Она закрыла глаза. Лицо на секунду исчезло, и снова появились его руки. Они бережно, почти по-женски, убрали с её бровей мешавшую прядь волос, взбили подушку.
– У вас красивые волосы, Майя. Наверное, вам об этом часто говорят.
«А у тебя красивые руки, кем бы ты ни был», – подумала художница.
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, откуда она так хорошо знает эти руки, этот голос. Ничего не вышло.
– Вам неудобно? Что-то болит?
– Где я? – услышала она свой страшный ржавый голос.
– В больнице. В центре Петербурга.
Она окинула взглядом просторную палату, увидела пустые койки.
– Дайте…
«…Воды», – хотела договорить она, а он уже поил её из бутылки, приподняв голову.
– День… Число?
– Сегодня двенадцатое января.
– Год?
Молодой человек приятно улыбнулся:
– Вы не так долго пробыли в коме. Две тысячи двадцать второй.
– Я помню двадцать первый.
– Сейчас середина января.
Она напрягла слух. Что-то слишком тихо для больницы. Ни шагов, ни голосов людей. И почему такая тишина, если окно приоткрыто?
– Майя, мне нужно вам о многом рассказать. Но я лучше начну постепенно…
Художница только сейчас поняла, что её смущало: на молодом человеке не было белого халата.
– Кто вы?
– Я… Меня зовут Остап.
– Вы врач?
– Ещё нет. Вернее, я фельдшер. Но я учусь и…
Щёки у него вспыхнули. Хоть рисуй портрет – юноша с красными яблоками. Майя улыбнулась бы, если б не удушающий страх, подступивший к горлу.
– Что со мной? Мне… мне…
– Вам нужно кое-что знать. Мир сильно изменился, пока вы спали. Возможно, вы мне сначала не поверите, но когда сможете сами подойти к окну…
Его голос. Где она его уже слышала? Вокзал, поезд. Какой ещё вокзал и поезд?
– Что со мной случилось?
– С вами, хм, я не знаю. В карточке написано, что вы попали в аварию на машине. Там же я узнал ваше имя.
– Где мои дети?
– Майя, послушайте, я сам здесь недавно, я ничего не знаю!
Она глубоко вдохнула, попробовала пригладить непослушные кудри, но руки, вытянутые на одеяле вдоль тела, едва сдвинулись.
– Простите. Я будто с того света вернулась, – её голос прозвучал немного увереннее. – Так вы новенький? Недавно в этой больнице?