А из государева жалования вычитал ты у стрельцов многие деньги и хлеб и теми зборными и остаточными деньгами и хлебом корыстовался. И с стенных и с прибыльных караулов и из недельных в слободах съезжих изб их, стрельцов, в спуск по тридцать и по сороку и по пятидесяти человек и болше спускал, а за то имал ты с человека по четыре и по пяти алтын и по двеи гривны и болше, а с недельных по десяти алтын и по четыре гривны и по полтине, и теми денгами корыстовался. Да ты же стоя на стенных караулах имал на них, стрельцов, государева жалования, что им на тот стенной караул даются деньги и запасы з дворцов и теми денгами корыстовался ты сам. И на дворовое свое строение лес и всякие запасы покупать им велел на зборные деньги и тем чинил им тесноты и разорения. И на двор себе сверх денщиков имал на караул многих стрельцов и тех стрельцов заставлял всякую работу делати и отходы чистить. А как ты с приказом бывал на государевой службе и в приказе, кто оставался в Москве, и с тех имал ты великие взятки з боем и из них оставлял ты многих в Москве караулить на своем дворе и на работах. И будучи на государских службах в полках и малороссийских городех и в дорогах, по тому же чинил стрельцам всякие тягости и на подводах их возил свои запасы.

А блаженные памяти брата его государева великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича указ тебе был сказан, чтоб никаких взятков со стрельцов не брать и на Москве на себя работать не заставлять и в деревни свои и к друзьям своим и свойственникам своим ни для каких работ их, стрельцов, не посылать. А для того тебе на пополнение дана была великим государем жалованная деревня в поместье, чтобы быть тебе в приказе бескорыстно. А ты, забыв такую великого Государя милость и жалование того приказа стрельцам те налоги и обиды, и тесноты, и взятки чинил и бил их напрасно.

И Великий Государь Царь и Великий Князь всеа Великия и Малыя Белыя России Петр Алексеевич указал и бояре приговорили: за тое твою вину и к стрельцом за такие налоги и обиды и за многие взятки тебя от приказа отставить и полковничий чин у тебя отнять и деревни, что даны тебе к приказу, отписать в Стрелецкий приказ, а в приказе на твое место быть иному полковнику. Да за те же вины твои, что ты будучи у приказа чинил им, стрельцом, всякую тесноту и обиды для своей корысти великий государь указал учините тебе наказание, бить тебя батоги»

– И поделом Сеньке, – молвил молоденький стрелец Василий Петров¸ три раза он заставлял меня отхожее место в доме его чистить.

– Помолчал бы Васька, – дал подзатыльника Петрову статный стрелец Борисов. – Ты ж сам вызывался, чтоб на турчина не ходить, неужто я не видел, как ты у полковника в ногах валялся. А полковник наш справедливый, нечета другим. Всё в меру делал.

– Верно! – поддержали Борисова несколько голосов. – Несправедливо с полковником поступают. Ну, пожаловались мы на него чуток, но не столько же, как в бумаге записали…

– Всё правильно записали! – закричали другие. – Всё справедливо! Баба моя две недели в деревне Грибоедова на огороде горбатилась!

– Ничего не правильно! – заорали третьи. – Баба на то и баба, что в огороде быть! А Грибоедов строг был, но обычая стрелецкого никогда не нарушал.

– Денег он нам обещанных не давал!

– А кому их вволю давали! С голоду у нас никто не пухнет! Не мила служба стрелецкая, так идите горшки обжигать!

Так слово за слово и занялась драка жестокая. Дьяк Ларионов еле ноги из слободы стрелецкой унести успел.

4

«Того же году апреля на 30 день указал великий государь послать в тюрьму полковников, на которых били ему, великому государю челом стрельцы, и вотчины у них отнять, и против челобитья на них всё доправить и их от тех приказов отставить. А указ великого государя сказывал им думной диак Ларион Иванов. А в тюрьму отводил полковников Стрелецкого приказа диак Федор Кузьмищев».