Отхлебнул и с коллекцией ящик открыл.
И теперь изучает
Необычность расцветок, затейливость крыл.
Ни надежды, ни веры,
Ни любви у стрекоз и у бабочек нет.
Для коллекционера
Сострадать насекомым – бессмысленный бред.
Продолженья не будет,
Сколько мелкими лапками ни мельтеши.
Завершаются будни
С неоправданно громким названием «жизнь».
***
В окровавленной вате
Смерть сама по себе не добра и не зла.
Лёжа в общей палате,
Он рассматривал Господа из-под стекла.
Каренина 2. 0
Ухватил за плечо на краю перрона,
Машинально поправил нимб.
Проворчал: «Не одной лишь тебе херово.
Лучше в поезде, чем под ним.
Жизнь бессмысленна по умолчанью, Анна,
Мир помешан на ерунде.
Только это не повод печалить, Анна,
Машиниста из РЖД.
Невозможно бездарная повесть, Анна —
Смерть в краю холодов и вьюг.
Лучше купим билеты на поезд, Анна,
И поедем на тёплый юг.
Не ломай ради чокнутых граждан, Анна,
Ни комедию, ни костей.
Катастрофу оценит не каждый, Анна —
Им хватает своих страстей.
Спи в купе, о грядущем не беспокоясь,
Под размеренный стук колёс.
Что б во сне ни привиделось, этот поезд
Всё равно идёт под откос».
Огонёк
Саша искренне верит, что смерти на свете нет,
Потому что живёт целых семь с половиной лет.
Пусть несносная боль в голове вызывает плач,
Саша будет здоров, чтобы там ни назначил врач.
Саша знает волшебный секрет: у него внутри
Будто сам по себе потайной огонёк горит.
Синеватый и тёплый – он очень похож на те,
Что ночами танцуют под чайником на плите.
И какая б напасть ни постигла сейчас и впредь,
Огонёк не погаснет и Саше не даст сгореть.
Потому что и в книжках читал, и видал в кино,
Что хорошим героям погибнуть не суждено.
Удивительный детский талант – источать тепло.
Но недуг под названием «жизнь» истончает плоть.
Это страшно – когда неизвестность, мороз и тьма.
Но пока что-то тлеет в душе, нипочём зима.
***
Врач устало на лавке сидел. У его лица
Огонёк сигареты в табачном дыму мерцал.
На покатую крышу больницы ложился снег.
Саша спал и кино про героев смотрел во сне.
Зимние яблоки
Снег, наконец-то, газоны с сухой листвой
Выбелил. Ловко завернутые в газеты,
Зимние яблоки пахнут на Рождество
Сладким, медвяным, навеки ушедшим летом.
Блещут бокалы, сияют гирлянд огни.
Словно тайком открывая чужие письма,
Он расправляет страницы, читая в них
Старые новости. Не понимая смысла,
Видит лишь даты. Он помнит, как день за днём
Летом летели. Помятый газетный номер —
Как документ. И как будто сургуч на нём:
«Этот – июльский. Тогда ты лежала в коме.
Этот – за август. Тебя уже больше нет».
Память подобна обертке от зимних яблок.
Проще, наверно, забыть о минувшем дне
И окунуться в разгул новогодних пьянок,
Чтобы не слышать, как Божья свистит праща
Над головами живущих легко и праздно,
Но не выходит. Сумевший сказать «прощай»,
Он не теряет надежды, что скажет «здравствуй».
Хорошо
Хорошо, что бандиты в рождественский час добры —
Не гоняют очкастых сограждан по подворотням.
Хорошо, что работа – не завтра. Волхвы дары
Принесли и пошли выпивать, им не грех сегодня.
Хорошо бы забыть про отчёты на пару дней.
Пусть, увы, не до жиру петарды и фейерверки,
Хорошо бы порадовать душу. Пол-литра в ней —
То, что нужно сейчас для бумажного человека.
Хорошо, что в ночном магазине узбек Саид.
Это значит, что быть коньяку до утра в продаже.
Хорошо, что гетера у сквера в манто стоит
(Там огонь под манто), хоть и средств на гетер не нажил.
Хорошо, что не нужен ни паспорт, ни QR-код,
Чтобы слово сказать. А услышат – вдвойне приятно.
Хорошо, что для пешек «назад» – запрещённый ход,
А то так бы всю жизнь и мотался туда-обратно…
Хорошо услыхать в домофоне: «Подите вон!» —
Нет, ещё не погибли филологи в этом мире…