Конечно, каждому генералу лестно, что у него в управлении служат такие профессионалы, как Орлов и Журавлев, но вот так взять и за здорово живешь с ними расстаться на год, а то и на все два, когда у самого в области не все еще спокойно, это непозволительное расточительство.

Климент Петрович в который раз остановился напротив стола совещаний, где в простенке висела карта Советского Союза с новыми прибалтийскими республиками; раскачиваясь с носков на пятки, долго и неотрывно смотрел на едва заметное черное пятнышко, означающее городок с количеством жителей чуть больше тысячи человек. «Да у меня в области в самой маленькой деревне и то людей больше, – с досадой думал он, раздувая от возмущения ноздри. – И вот на тебе, отправлять туда своих сотрудников… Да каких!» – восклицал он мысленно и вновь принимался ходить по кабинету, с тоской и болью поглядывая на дубовую дверь в ожидании вызванных им оперативников, которые в эти минуты были заняты тем, что ловили на живца одного упыря – серийного убийцу, любившего душить, насиловать, а потом расчленять свои жертвы.

Сегодня наживкой был Илья Журавлев, переодетый в женщину и умело накрашенный искусными руками старенькой гримерши из местного драмтеатра. По словам Орлова, пожилая коммунистка даже предложила себя в качестве праздношатающейся по парку девушки, так сказать, вспомнить революционные годы, но он якобы не разрешил. Рассказывая все это, майор ржал как сивый мерин, вспоминая недовольное лицо женщины, (в этом месте Климент Петрович не сдержался и сам невольно улыбнулся). И смех и грех.

Сокрушенно мотнув седой породистой головой, генерал присел на стул, потом порывисто поднялся и упругим шагом торопливо направился к рабочему столу. Выдвинув верхний ящик, достал оттуда позолоченный массивный портсигар с гербом Советского Союза на крышке и с витиеватой надписью на обратной стороне «Генерал-майору Преснякову Клименту Петровичу от сослуживцев в День милиции. 1945 год. Тамбов», подаренный ему в прошлом году на торжественном вечере, устроенном в их профессиональный праздник в Доме культуры «Знамя труда».

Из-за ранения в легкое он три года уже не курил, но привычка нюхать папиросы перед тем, как закурить, у него осталась. Генерал вынул одну папиросу, аккуратно, с чувством внутреннего благоговения помял ее подушечками шишковатых в суставах пальцев, поднес к носу, принялся глубоко вдыхать, насыщая раненые легкие приятным запахом табака.

– Хорошо, – буркнул он, когда вдоволь насытился привычным с семи лет, когда закурил в первый раз, запахом. – А то даже мыслями тяжело ворочать. Я и не знал, что они бывают столь неподъемными.

Климент Петрович с довольным видом хмыкнул, сделав для себя неожиданное открытие.

– Да-а, – протянул он неопределенно и принялся вновь ходить по кабинету, машинально постукивая пустым концом папиросы по портсигару. – Ну и дела-а. Вот они мне задачку задали. Вместо Орлова, допустим, я временно исполняющим назначу Василия Федорова. Парень он ответственный и в работе рьяный… на такого можно положиться. Но опять-таки одной единицы будет не хватать. Придется подбирать кого-нибудь из других служб на место Журавлева. Только хрен ты его кем заменишь. Такие ценные кадры, и на тебе… Куда-то к черту на кулички отправлять! – едва ли не со стоном произнес он и болезненно поморщился. – Да еще, не дай бог, бандиты пристрелят их. Где я потом таких специалистов найду? Не было печали, так купила баба порося, – зло выругался генерал и вдруг замер на месте, почувствовав взгляд со стороны. Чувство было столь явственным, что он рывком поднял голову и оглянулся, повернувшись всем корпусом: с портрета на стене на него осуждающе смотрел генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин.