Огляделся охотник, придётся видать пережидать буран в открытом поле, а тут ведь и огня не развести, даже малого…

Вдруг смотрит Николай – рысь сидит неподалёку, та самая. Да глядит на него, склонив голову, и хвостом по снегу метёт. Близко подошла, чуть не у самой нарточки сидит.

– Что, понравилось тебе мясцо? – усмехнулся Николай, – Виш, буран какой меня в пути застал. Мне бы только до ельника старого добраться, там пережидать сподручнее. Да не видать ничего… Может, ты ведаешь, в какую сторону идти мне?

Николай говорил больше для того, чтоб себя как-то ободрить, ведь хоть и бывал он и не в такой переделке, а всё же страшно пропадать… дома Катерина ждёт, жизнь свою молодую тут сложить жалко, за просто так.

А рысь встала и пошла, мягко ступая пушистыми своими лапками по снегу, ну вот, подумал Николай, вовсе один теперь тут останется. Но рысь остановилась, обернулась на него, словно спрашивая, мол, чего ты возишься, идёшь или нет? Сколько, дескать, тебя ждать-то!

Николай нарточку свою подцепил скоренько, и пошёл за рысью вслед. А та отбежит чуть, да дожидает, пока путник её нагонит, буран всё гуще метёт, снег лицо Николаю сечёт, глаза застилает. Долго шли, Николай уже подустал и задумался, может зря он этой пушистой ведунье доверился? Но тут прямо перед ним встал тёмной стеной высокий еловый лес, спасение!

Рысь сидела у широких еловых юбок и смотрела на Николая, чуть прищурившись и разметая снег пышным своим хвостом.

– Спасибо тебе! – сказал Николай, – Довела, не дала сгинуть! Обещаю тебе, никогда ни одной рыси не убью, всех твоих сородичей почитать буду, как свою родню! Сейчас вот устроюсь на отдых, и мяска тебе дам, не убегай покуда далеко-то!

Рысь тряхнула ушами и повела головой, а потом исчезла среди густых еловых ветвей. Николай огляделся. Определить, в какой части Степешина лога он оказался, было невозможно, придётся пережидать буран, чтобы к озеру свернуть.

Он снял лыжи и стал устраивать себе укрытие – выбрав три большие ели, стоявшие стволами близко друг к другу, он стал переплетать их ветви меж собой, делая себе этакую хвойную крышу. Скоро убежище было готово, Николай нарубил лапника на подстилку и достав из-за пазухи кусок сухой бересты, стал разводить огонь.

Тоненькая струйка дыма появилась над хворостом, огонь пусть и нехотя, но разгорался, Николай протянул к нему озябшие руки. Теперь-то не пропадёт, никакой буран не страшен – еловую крышу уже припорошило сверху, и в его укрытии потеплело, а скоро и костёр разгорится, ничего, справится.

Нестерпимо хотелось пить, и Николай навесил котелок, нужно подкрепить силы. Высунулся из своего укрытия, нет ли поблизости его пушистой помощницы, он достал из поклажи мясо и хлеб, но рыси нигде не было. Тогда Николай стал разогревать себе ужин на костре, запах привлечёт её, чай уж и придёт.

А на тот случай, что еще и хищник какой учует поживу, Николай приготовил ружьё. Буран бушевал не на шутку, там, в вершинах елей бесновался ветер, а здесь, внизу, в устроенном Николаем укрытии было тихо.

Николай завернулся в овчину, привалился к нартам и задремал. Судя по всему, коротать ночь ему придётся здесь, а до заимки он доберётся лишь на четвёртый день пути. Ну да ничего, он привышный к такому. А там, на старой Каркылаевской заимке, возле родника банька есть, по-чёрному топится, да зато как жар держит – все кости жаром проберёт!

Утром буран ушёл, рассвет занимался с востока тонкой ниточкой вызолотив краешек неба над оврагом. Николай вышел из-под деревьев и огляделся, воздух был прозрачен, но теперь приморозило. Оно и хорошо, идти удобнее по такому снегу, чем по рыхлому «одеялу»!