Вскоре солнце застили облака, и мир стал сугубо серо-зелёным. Радио перестало играть, только шипело, и я его выключил. Чтобы разнообразить остаток пути, мы с женой начали играть в города. Ещё через 2 часа, когда мы уже по нескольку раз изрядно пострадали подыскивая название городов на злосчастных буквах «А», «Н» и «К» (просто бич игрока в города), мы свернули на дорогу, ведущую в Кроты.

Чуть дальше за поворотом нас остановили девушка с маленькой девочкой. Они сказали, что им тоже до Кротов, но они боятся, что дождь застанет их, поэтому и попросили подвезти.

– Я Даша, а это мой муж Вова. А вас как зовут? – Зачем-то заболтала моя жена.

– Мы – Олеси. Нас обеих зовут Олеси. – Гордо нахмурив брови, сказала девочка лет шести. Её мама с гордостью улыбалась и молчала.

– Ого, – закивал я, – а как так вышло, что вы обе Олеси?

– Так вот и вышло! – Звонко выпалила девочка, ковыряя пожухлый уже букет полевых цветов на своих коленях.

– Вы сёстры? – в некотором непонимании спросил я. – Очень уж молодо выглядите. – (я имел в виду старшую)

– Нет, я её мама. Да, я молодо выгляжу, потому что мне 17 лет.

Я нахмурил брови и почти минуту мы ехали молча, покачиваясь и слушая какое-то дребезжание в приборной доске от тряски. Потом разберусь, что это дребезжит.

– Так вы… – Наконец нарушил я молчание. – Так вы значит мама? Очень рано родили, значит?

– Вова! – Шикнула на меня жена.

– А что? Да вы поймите, я ничего. Я не могу осуждать. – Громко оправдывался я, глядя в зеркало заднего вида. – Просто интересно. Не часто такое бывает.

– Да ладно, – дружелюбно отмахнулась старшая Олеся. Несмотря на юность, что-то в её характере и манере поведения сильно топорщилось, как будто одной её части исполнилось уже лет сорок, а другая часть по-прежнему оставалась десятилетней. Я подумал, что это ранние роды и ранняя же ответственность как-то так повлияли. – Я даже подавала заявку на участие в передаче «Беременна в 16». Вот только не приняли… я ведь забеременела в 10. А не в 16! – И старшая Олеся громко, но как-то очень тепло рассмеялась.

Я видел, что Олеся непрочь поддержать эту тему и дальше, и не отступал:

– Любовь значит была? Я знаю, точно: большая любовь, – я улыбался, словно бы продолжая дружелюбно построенный Олесей диалог.

– Нет, никакой любви. Совсем никакой. Это мой дед. У него лунатизм, он ночью пришёл и изнасиловал меня. – Сказала она уже без улыбки, но всё с той же незатейливой прямотой. Иногда юные девушки хотят поразить, шокировать чем-то. Это у них в возрасте есть такое. Возможно, в этой ситуации Олесей руководил именно этот мотив.

Олеся младшая задумчиво ковырялась в своём букете из полевых цветов, слушая внимательно наш разговор, но делая вид, что не слышит. Старшая же делала вид, что для неё это совершенно обыденный разговор. Их лица тряслись в моём зеркале, как перо сейсмографа. Дашенька, жена моя, смотрела со скрытым укором – не на меня, а на дорогу, но я всё понял.

– Понятно, значит, дед. – Сказал я всё с тем же идиотски-оптимистичным тоном.

– Да, дед. – Продолжила Олеся старшая. – Но он не специально. Это лунатизм. Он уже совсем старый был. Вот и получается, что прадед Олеси – её отец. Это странно, я знаю. – Она очень натурально и добро рассмеялась. – Но что поделать. Бывают вот такие вот случаи. Я решила рожать.

– Хорошо, а почему обе Олеси-то? – Спросил я наконец. – Почему у дочери ваше имя?

– Это уже я, – горделиво заметила старшая. – Подумала, что так назвать будет интересно. Люблю вот, когда люди спрашивают. Сразу есть о чём поговорить. – Она задумчиво покусала нижнюю губу. – Ну и просто хотелось чтобы звали Олеся. Не знаю, почему. Просто! – И она зыркнула на меня в зеркало.