Опять-таки, рыжие волосья к чему? Бог, он шельму метит…

Дураки!

И папа сказал – дураки.

Не везет Васене. Может, и хорошо, что она в город едет.

Лелька с любовью посмотрела на старшую сестру, озабоченно стоявшую над полупустым рюкзаком, и предложила:

– Хочешь, свои сережки золотые подарю? У тебя таких нет, а в городе наверняка носят. Возьми, а? – Лелька немного подумала. – Или цепочку на шею возьми мамину. С янтариком. Папа разрешит. А то поедешь – деревня деревней…

Василиса улыбнулась и отрицательно замотала головой.

– Ни за что! Не ношу я золота, ты же знаешь. Тяжелый металл, давит на меня. Пусть лучше тебе останется, ты безделушки любишь.

– Любишь не любишь, могла бы и потерпеть, – проворчала Лелька. – Опозоришь нас перед родственничками. Прямо голодранка из глухой деревни!

– Ну и пусть – из деревни, – засмеялась Василиса. – И даже – из глухой. Правда ведь, глупо на правду обижаться.

– В чем же ты поедешь, Вась? – жалобно протянула девочка, рассматривая тоненькую фигурку сестры в мешковатой домашней рубахе. – Город все-таки. И в поезд сядешь…

– В чем поеду? Не знаю пока. Наверное, к чему привыкла, в том и поеду. В чем в лес хожу.

– Что?! – возмущенно закричала Лелька, мгновенно забывая о своей недавней жалости. – В своих тертых-претертых замшевых штанах и обычной футболке?!

– Ну и что? Чем плохи мои бриджи? Сама знаешь, из дедовых перешила. Такой выделки замшу еще поискать. А удобные – не представляешь. Как вторая кожа на мне, я их и не замечаю.

– Кожа, – язвительно протянула Лелька. – Издеваешься, да? А как на тебя наша тетка посмотрит? И эти… как их… двоюродные брат с сестрой? Как на дикарку? – Лелька презрительно хохотнула. – В дедовских штанах в облипочку, над которыми вся деревня смеется, и в футболке! Да еще с дурацким ружьишком за спиной!

Василиса пожала плечами. Лелька, помолчав, мрачно поинтересовалась:

– Может, ты и на ноги свои лесные бахилы наденешь? Из кожи, а? Что вы на пару с Коськой весной сварганили? Бесшумненькие? Они же тоже, ты хвасталась, удобные. – И она ядовито передразнила: – Вторая кожа!

– Ты права, – улыбнулась Василиса. – Надену. Чудо что за полусапожки у нас получились.

– А новые кроссовки как же?! – взвыла покрасневшая от негодования Лелька.

– С собой, наверное, возьму. Раз уж папа потратился. А хочешь, тебе оставлю? Размер у нас один…

– Не надо, – зло посмотрела на сестру Лелька. – Мне папа такие же купил. – Она убрала в шкаф отвергнутое крепдешиновое платье и обернулась к сестре. – Представляю, как тебя в городе встретят! Явишься туда чучело чучелом. Хорошо, если сразу обратно не отправят!

– Не переживай. Отправят – поеду. Если решу, что так лучше. – Василиса сузила глаза. – Если же сочту нужным – останусь. Папа слово маме дал. И его нужно сдержать. – Девушка тоскливо вздохнула. – Вот окончу институт и стану свободной. А может, лесником сюда вернусь, как папа. Увидим…

В эту ночь, последнюю в родном доме, Василиса почти не спала. Вечером они с отцом вдруг надумали истопить баню. Кто знает, когда в Питере удастся толком помыться?

В городе пусть и коммунальные удобства, но все не то. Горячую ванну принять, конечно, приятно, зато попариться…

Понятно, и в Санкт-Петербурге настоящие бани есть, но ведь не бесплатно же. А лишних денег у Василисы в городе не будет. На стипендию не слишком пошикуешь, а папа много высылать не сможет, ему Лельку поднимать. Да и какая у него зарплата? Одни слезы.

Василиса с Лелькой долго, как последний раз в жизни, парились и намывались, отводили душу: когда еще встретятся?

Василиса натерла свои и Лелькины волосы кислым молоком. Прошлась по рукам и ногам пучком запаренного чистотела. Потом сестры тщательно полоскали волосы в отваре крапивы.