– Мари Шарль Фердинанд Вальсен Эстергазен – вот как звали того французского офицера, который выдал германскому генштабу секреты. А не Альфред Дрейфус. Вечно вы все валите на евреев.

– Да я-то не валю, это ты бранишься жидовскими мордами!

– Ну, да что говорить, все зависит от душенастроения. Вот и наш портвейн народ зовет иногда пренебрежительно: бормотуха, а иногда ласково: портвешок.

– А не боишься обвинений в жидомасонстве?

– Я смело могу занимать произраильскую позицию, Кувейт и Бахрейн не обрекут меня на нефтяной голод, – зачем мне нефть?

– Ты что же, значит, против арабов?

– Почему я должен болеть за арабов? Ни один араб меня еще ни разу не похмелил.

– Не похмелил… Ну и что, что не похмелил? Подумаешь – важность! У всех бывает похмелье. Вот для тебя – что такое похмелье?

– Когда пугает каждая печная труба, и дым, идущий из трубы, и даже тень, идущая от дыма.

– Тяжело тебе, Ерофеев. Водка… А кроме водки ты еще что-нибудь любишь?

– А еще я люблю, когда поет Людмила Зыкина. Когда она поет – у меня все разрывается, даже вот только что купленные носки – и те разрываются. Даже рубаха под мышками – разрывается. И сопли текут, и слезы, и все о Родине…

– Да уж. Но то все раньше было, а что теперь? Как тебе нынешние русские?

– Знал бы ты, какие они все крепыши, все теперешние русские. Никто в России не боится щекотки, я один только во всей России хохочу, когда меня щекочут. Я сам щекотал троих девок и с десяток мужичков – никто не отозвался ни ужимкой, ни смехом. Я ребром ладони лупил им всем под коленку – никаких сухожильных рефлексов. Зрачки на свет, правда, реагируют, но слабо. Ни у кого ни камня в почках, ни истомы в сердце, ни белка в моче.

– А эстрада современная? Как там ее называют – поп-музыка…

– Все голоса у всех певцов одинаково мерзкие, но мерзкие у каждого по-своему. Я поэтому легко их на слух различаю.

– А новый старый гимн России тебе как? Хороша музыка?

– Музыка хороша в высшей мере и не исполнена, а приведена в исполнение.

– Что ж, Веня, пора, видимо, и заканчивать. Еще пару вопросов – и перестану тебя мучить. Твой главный порок?

– Любовь к несбыточным мечтаниям, например, побыть бабой недели полторы. Или года два евреем.

– Твое любимое междометие?

– Мое любимое междометие «увы», но я замечаю, что с последнего времени оно становится нецензурным.

– Твое жизненное кредо?

– Не замечать за собой ничего дурного.

– Спасибо, Веничка. Тебе пора. Прощай.

– Прощай. Веревку и мыло я найду.

Метро «Новослободская». Лучше «Менделеевская». Дальше – по Новослободской улице, от центра. Потом до пересечения с трамвайными путями и направо. Ну, и как положено, как в песне у Яны Дягилевой: По трамвайным рельсам. До площади Борьбы. А там – трамвайная развилка, маленький скверик. Скверик, как закуток. И две небольшие скульптуры. Одна – Веничке Ерофееву (персонажу поэмы Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки»), вторая – той, к кому он, персонаж, ехал из Москвы в Петушки. Девушке с косой от затылка до попы, девушке, которая не девушка, а баллада ля-бемоль мажор и волхвование…