Вера осторожно постучала в окошко, потом в дверь.

– Веруша? Что стряслось? – испугалась Анисья.

– Нет, ничего не случилось, я так… посоветоваться с тобой надо. Твои-то спят уже?

– Спят, умаялись. Ну говори… с чем советоваться пришла? – Анисья бросила быстрый взгляд на расстроенное лицо подруги, пододвинула табурет.

Вера начала тихо рассказывать, вздыхая и вытирая глаза уголком платка.

– Матерь Божья! Убил! Зарубил топором, поэтому на тебе лица нет! – ахнула Анисья.

– Нет-нет! Боже упаси! Матрёна в сарае закрылась, там орала дурниной. Константин в сердцах стол в избе изрубил… Мы уже домой идти хотели, да Феня уговорила остаться. Жалко мне её.

Вера вспомнила, как Феня неловко совала пакетик с леденцами: «Возьмите, тётенька Вера, это для ваших деток и Лёшеньки. Пусть не серчает на меня».

– А может, Матрёна нарочно утопила котят, чтобы Лёша обиделся и остался у тебя? – догадалась Анисья.

– Да кто её знает? Для Лёшеньки эта кошка – драгоценность великая. Софьюшка, Царство Небесное, её котёночком махоньким взяла.

– Дитё он ещё. Успокоится, дай срок.

– Дай-то бог, Аниса. Вот рассказала тебе, и на душе легче стало.

Вера посмотрела на ходики, спохватилась, торопливо попрощалась и ушла.

Анисье было жарко, она ходила по избе, пила воду, заглянула в квашню, обмяла тесто. Рядом вертелся полосатый кот, бодал головой ноги, щекотал усами.

– Мам, а хорошо, что у нас кот, а не кошка, – раздался голос, и с печки свесилась лохматая голова сына Ваньки.

– Ваня! – ахнула Анисья. – Ты что, не спал?

– А что? Хоть спал, хоть не спал, мне Яшка всё равно расскажет!

– Горе моё! Не болтай о том, что слышал.

Ванька повозился, укладываясь поудобнее, и вскоре заснул под убаюкивающее пение сверчка.

Отсидевшись в сарае, Матрёна только с наступлением темноты осмелилась выйти наружу. Часто оглядываясь и осеняя себя крёстным знамением, она пробралась в избу, заперлась на все засовы и перевела дух.

Изрубленные Константином останки стола были разбросаны по полу.

– Зятюшка дорогой постарался, – всплеснула руками Матрёна, – чтоб ему, ироду, на том свете дрова рубить! А это что за мешок? Оська щук наловил, что ли, как я наказывала?

Затянутый верёвкой мокрый мешок лежал на лавке, источая слабый запах реки, на пол натекла лужа. Матрёна обрезала верёвку кухонным ножом, запустила в мешок руку, но сразу же с воплем отдёрнула, потому что нащупала не гладких чешуйчатых щук, а комочки мокрой шерсти. Мешок ожил, зашевелился, из него выпал камень, громко стукнув о пол, а потом на дрожащих крошечных лапках один за другим на лавку выползли мокрые котята.

– Матерь Божья, заступница, не оставь меня, грешницу! Ы-ы-ы-ы-ы… – завыла Матрёна.

Она метнулась к двери, трясущимися руками попыталась совладать с запорами и услышала позади тихий смех. Замки не открывались, будто намертво приклеенные. Матрёна обернулась, и волосы зашевелились у неё под платком. У окна стояла Софья и смотрела строго и насмешливо.

Эти руки Матрёна видела покойно сложенными на груди. В это голубое подвенечное платье обрядили Софью в последний раз. Матрёна всхрапнула и кулем свалилась на пол.

…На другое утро Полинка выскочила к колодцу за водой, но быстро вернулась, бережно держа в переднике четырёх котят.

– Мама, смотри, они под дверью пищали, а Зайка их вылизывала. Кто-то подбросил. Давай оставим себе? Мы с Лёшей их потом раздадим, честное слово! Давай, а? Смотри, как Зайка радуется. Так можно? Можно? Спасибочко, мама!

Близнецы

После Покрова, когда выпал первый лёгкий снег, у Фени раньше срока начались роды. Испуганный Константин послал за бабкой-повитухой, и к ночи появились на свет девочки-двойняшки.