Китти, девяностолетний божий одуванчик, лежала под периной и внимательно рассматривала потолок. Заулыбалась, увидев Наташу:

– Что, уже пора вставать?

– Да, Китти, милая, доброе утро! Давайте, я вам помогу встать, – Наташа начала мягко и медленно поднимать Китти согласно всем правилам: придерживая за спину, посадила ее на кровати, развернула всем корпусом, опустила ее ноги на пол, опять придержала за спину, дала ей опереться на свою руку и, осторожно поставив Китти на ноги, подвела ее к умывальнику… Под громкий скрип суставов Китти она вела с ней – как положено – веселый и непринужденный разговор: как спалось? ах, сегодня такая чудная погода…

– Да, я отлично выспалась, дорогая. Прекрасно себя чувствую, – она откинула рукой светло-серый пух со лба. Таким жестом она, наверно, семьдесят лет назад откидывала золотые локоны под восхищенными взглядами окружающих. – Прикажи вывести из конюшни Дэйзи, я покатаюсь верхом после завтрака.

Наташа не стала спорить:

– Хорошо, Китти, я наведу справки, посмотрю, что можно будет сделать.

– А маму мою ты не видела?

– Нет, Китти, сегодня утром не видела, – ласково ответила Наташа.

Китти вдруг заплакала:

– Где моя мама? Я ее так давно не видела! Что с ней? С ней что-нибудь случилось?

– Китти, не плачьте, с ней ничего не случилось, она наверху и счастлива, – как можно мягче сказала Наташа.

– Ну слава Богу. – Китти мгновенно успокоилась. – А можно, я сегодня в школу не пойду?

– Да, можно, сегодня уроков нет, их отменили, – согласилась Наташа.

Так, за разговорами, Наташа обтерла сморщенное тело Китти полотенчиком, смоченным теплой водой с мылом, одела ее, с ее согласия, в сиренево-розово-зеленое нейлоновое платье и нежно-розовый трикотажный кардиган, почистила ей зубы, причесала и усадила в кресло, сказав, что сейчас принесет ей чашечку чаю. Про маму и езду верхом Китти, как и следовало ожидать, забыла и радостно закивала, услышав про чай.

Следующим на очереди был Фред. Он уже сидел в своем кресле, полностью одетый, в зимнем пальто и кепке. Под пальто на нем были два пуловера, пиждак, рубашка и пижама. Пижамные брюки насквозь промокли. К счастью, Фред был в отличном расположении духа и беспрепятственно дал себя помыть и переодеть под Наташину отвлекающую и зубо-заговаривающую болтовню. Он радостно сообщил ей, что сегодня – свадьба его дочери, и в шесть-тридцать вечера он должен быть в церкви. Он говорил это каждое утро в течение уже шести лет.

На Фрэнсис – милую покладистую старушку – много времени не ушло. Наташе хотелось остаться с ней подольше, поговорить с ней о том о сем, но к сожалению, работы было еще невроворот и надо было поторапливаться. Наташа помогла ей помыться и одеться, проводила ее из спальни в гостиную, усадила в кресло, обложила подушками и укутала пледом. С чувством легкой вины – всегда приходится уйму времени тратить на привередливых и склонных к буйству и экономить на безобидных и беспроблемных! – пошла в предбанник на десятиминутный перерыв.

Там уже все собрались. Шарон и Су помыли, одели и усадили с помощью хойста одну из своих «двойников», столетнюю Дороти, в ее огромное, мягкое, специально оборудованное кресло со всякими кнопками – подарок от родственников. Многие взрослые дети, часто уже сами бабушки и дедушки, осыпали своих престарелых родителей дорогими и ненужными подарками – хитроумными креслами, телевизорами, ноутбуками и совсем уж бесполезными мобильными телефонами. Старики даже и не знали, что это такое. Наташа считала, что это делалось из чувства вины. Ведь должны же дети чувствовать какую-то неловкость от того, что сдали своих мам или пап в дом призрения?