Деметрий стоял в паре метров с чёрным канкеном10 и баночкой таблеток в руках. Он открутил крышку баночки и высыпал её содержимое на дальнее расстояние.
– Что ты наделал? – произнесла Сильвия с досадой в голосе, – Это лекарство я должна принимать каждый день, пока оно не закончится.
– Ты больше не притронешься к нему, я обещаю, – юноша стоял с каменным лицом, без жизни в глазах, а затем он поднял голову к свету фонаря, его рука взмыла вверх, словно она пыталась достигнуть чего-то высшего.
Пока девушка шла к юноше, она не могла отвести взгляд от этого зрелища. Его глаза на миг засияли, словно они состояли из серебра и кристаллов. Чтобы не нарушить столь очаровательной красоты, она мягко произнесла:
– Почему ты делаешь это? Нарушаешь правила. Из-за этого всё становится только хуже.
– Ты никогда не любила правил.
Отчего-то злость растекалась ядом по позвоночнику, расползалась во все стороны и пронзала раз за разом сердце. Сильвия не могла с этим справиться, эмоции оказались сильнее. Она схватила юношу за плечи и затрясла, будто тот бездушная игрушка, смотрящая пустым взглядом:
– Ты портишь меня. Ты понимаешь это?
– Это сказала миссис Гриффин? – Деметрий замолчал и погладил большим пальцем девичью щеку, – Какой яркий цвет, – пальцы дотронулись до пряди, выбившейся из нелепо-неаккуратного хвоста, – Огонь, – сказав это, он резко отдёрнул руку, как будто, волосы, в действительности, оказавшиеся огненными, обожгли его. Его и без того аристократичные черты лица выглядели в свете фонаря слишком острыми и бросающимися в глаза, но осунувшееся лицо, серо-зелёная кожа из-за попадания на неё освещения, и тусклость серебристо-русых волос показывали его измученным и полностью истощённым от жизни, – Я буду ждать здесь своего шофёра.
Именно так и было, этот странный, замкнутый, но довольно умный и интересный, стоило только раскрыться, мальчишка имел не только личного шофёра, в его богатом доме, если не особняке, выполняли свою непосредственную работу всякого рода прислуга, присутствовал даже дворецкий. Но Сильвии никогда ещё за все годы дружбы не доводилось познакомиться с его родителями лично. Эта странность могла объясняться тем, что большая часть семьи Ванберг находилась в постоянных отъездах, тем временем, когда за Деметрием присматривали служащие в доме. Жизнь без близости родителей оправдывала его непрактичность и отделённость от всего жизненного. Это парадокс. Сколько бы он не старался, ему никогда не удастся стать типичной частью человечества. Деметрий причинял другим только дискомфорт и показывал неумение или незаинтересованность. Ванберг не имел соображений о том, как вкладывать пользу в мир и как этот мир использовать в своих целях. Казалось, у него никогда не существовало целей, если только не научиться становиться невидимым физически, все жизненные и бытовые задачи он игнорировал по мере необходимости, даже телефон у него присутствовал просто для вида, потому что для него это устройство не имело смысла. Но всё же, Деметрий как-то жил в современном мире или просто выживал.
Он хотел сказать что-то ещё, но промолчал, заметив лёгкую тень, пролетевшую под фонарём. Этой тенью оказался ворон, севший на спинку скамейки, крупнее своих сородичей. Кларк, позднее его заметившая, разглядела, что птица не имела одной лапки, его, сверкающий красноватым отблеском от света фонаря, глаз осторожно следил за стоящей парочкой. Стало немного жутко, как в фильме ужасов, и от последующих слов, сказанных Деметрием, по коже Кларк поползли мурашки.
– И смутился Дьявол, и увидел, как ужасно добро.