– Какой еще алкоголь?! – возмутился дед. – Это слезы народные! Страдание человечества в чистом виде. А знаешь, как его тяжело по капле из себя вытягивать? Вот хожу и слезы детишек в стаканчик собираю. И потому их так много, что в другом месте их совсем нету! Во всем баланс должен быть, так? Вот мы здесь плачем, а они там – радуются.
– Где – там? – не поняла Эрика.
– Не бери в голову, – сказал Альберт, поворачивая деда за плечи к выходу. – Время позднее, спать пора. Иди, дед. Если выживешь после тушенки – завтра заходи, только трезвый. Дело к тебе есть.
– Обижаешь! Я всегда трезвый! Это же горе народное во мне бродит, вот спирт и вы-де-ля-ецца! – Дед бодрым, но нетвердым шагом вышел на улицу. Еще несколько минут был слышен его голос – кажется, он пытался спеть песню про народное горе.
Альберт закрыл дверь и повернулся к Эрике:
– Полегче с дедом. Он, конечно, тот еще неадекват, но иногда может оказаться полезен. И тебе в том числе.
– Как может быть полезно это старое и отвратительно пахнущее существо? – сморщилась Эрика.
– Если не хочешь потом жалеть и раскаиваться, никогда так больше про него не говори, – взгляд Альберта снова резанул девушку холодом.
– Откуда у него алкоголь?
– Оттуда, где его обычно производят.
– Он что, это прямо дома делает?
– Почему тебя это так удивляет?
– Но это же незаконно!
Альберт поморщился:
– Это же дед! Скажем так: у него есть некоторые связи. Поэтому для него – законно. Будешь с ним дружить – может, и с тобой поделится.
– Вот еще! – фыркнула Эрика. – Зачем мне это?
– Действительно, о чем это я? Ты же у нас из особой категории. У тебя другие воздействующие факторы. Что там с нашим уговором? Ты уже готова рассказать мне все о своей влюбленности?
Эрика испуганно посмотрела на него:
– Уже? Я думала, мы начнем позже.
– А чего нам ждать? – удивился Альберт. – Впрочем, мне действительно нужно еще немного времени, чтобы закончить новогоднюю статью. А потом я буду ждать от тебя подробный отчет. Запомни: больше всего меня интересует, что влияет на возникновение этого чувства и что может привести к тому, чтобы оно не возникло или исчезло, если уже возникло?
Эрика округлила глаза:
– Я тебе что, робот, что ли? Ты так все раскладываешь, словно это математика. Ты сам-то когда-нибудь влюблялся?
В этот момент Эрика была готова поклясться: она физически почувствовала льдинки, разбившиеся о ее лицо. Эти льдинки вылетали из глаз Альберта, в которых словно пронеслась снежная буря. Несколько секунд он молчал, а потом коротко бросил:
– Покойной ночи, – и скрылся за дверью своего кабинета.
«И что я такого сказала? – думала Эрика, укладываясь спать на пол у печки. – Альберт живет один, но ведь это еще не значит, что он одинокий волк. А может, у него кто-то есть? Хотя он же говорил, что планировал уехать. Интересно, как он собирается это сделать? Неужели ему удалось избавиться от долгов?»
С этими мыслями она провалилась в сон, и снился ей Альберт, который был одет в белый халат и держал в руках шприц. А потом она поняла, что вокруг нее – клетка, под ногами – опилки, а за спиной – большое колесо, в котором ей надо бегать. Почему-то ей казалось, что если бежать достаточно быстро, удастся избежать болезненного укола. Но шприц все приближался, а глаза Альберта становились все более холодными и злыми. Когда он был уже совсем близко, Эрика закричала, но оказалось, что во рту у нее кляп, поэтому вместо крика изо рта вырывалось лишь мычание. Она побежала еще быстрее и вдруг провалилась в темноту. Эта темнота затягивала ее, опутывала руки и ноги, словно щупальцами. Эрика поняла, что это действие укола, но уже не могла ничего сделать, не могла сопротивляться. Прежде чем провалиться во тьму окончательно, она подумала, что надо срочно влюбиться.