– Гуивеннет?

– Боюсь, вы меня поймали, – послышался голос Гарри Китона, и он сам появился на верхней площадке лестницы и смущенно улыбнулся, пытаясь скрыть вину. – Извините меня. Но дверь была открыта.

– Я принял вас за кое-кого другого, – сказал я. – А в доме смотреть не на что.

Он спустился вниз, и мы пошли в гостиную.

– Кто-то был здесь, когда вы пришли?

– Да, но я не знаю кто. Я подошел к парадной двери и позвал вас; никто не ответил. Тогда я обошел дом сзади и обнаружил открытую дверь, странный запах внутри и это… – Он обвел рукой комнату: вся мебель в беспорядке, полки пусты, книги и артефакты разбросаны по полу. – У меня таких привычек нет, – сказал он, улыбаясь. – Кто-то пробежал по дому, когда я вошел в кабинет, но я не знаю кто. И я решил дождаться вас.

Мы привели комнату в порядок и уселись за столом. Похолодало, но я не хотел разводить огонь. Китон расслабился; когда он волновался, след от ожога явственно краснел, но сейчас он побледнел и стал менее заметен, хотя, разговаривая, Китон все равно нервно прикрывал его левой рукой. Он казался усталым, совсем не таким веселым и самоуверенным, как тогда, на аэродроме в Маклестоуне. На нем была гражданская одежда, очень помятая. И когда он садился к столу, я заметил набедренную кобуру с револьвером, висевшую на ремне.

– Я проявил фотографии, которые сделал во время полета, несколько дней назад. – Он вынул из кармана свернутый пакет, распрямил его, открыл и вытащил несколько снимков размером с журнальный лист. Я, откровенно говоря, почти забыл о том, что во время полета он постоянно снимал ландшафт под нами.

– Из-за шторма, с которым мы столкнулись, я не надеялся на успех, но, как оказалось, ошибся, – заметил Китон.

Он протянул мне фотографии, бросив на меня тревожный взгляд.

– У меня хорошая камера, с высокой разрешающей способностью. И отличная кодаковская пленка. Я сумел немного увеличить…

Он пристально наблюдал за мной, пока я разглядывал в основном неясные и расплывчатые снимки леса мифаго, хотя изредка попадались и сверхчеткие сцены.

На фотографиях главным образом оказались вершины деревьев и поляны, но я быстро понял, что именно его волнует и даже, возможно, возбуждает. На четвертом снимке, сделанном в то мгновение, когда самолет завалился на запад, камера, смотревшая вдоль лесной страны и немного вниз, запечатлела поляну и на ней обветшалую каменную постройку, поднимавшуюся на уровень листвы.

– Здание, – зачем-то сказал я, а Гарри Китон добавил:

– Вот, в увеличенном виде…

Хотя и более расплывчато, следующий лист показывал то же самое подробнее: здание с башней, поднимавшееся из лесной прогалины; вокруг несколько туманных фигур. Никаких подробностей, но ясно, что люди: белые и серые, намекающие на мужчин и женщин, сфотографированные во время обхода башни; две фигуры припали к земле, как будто собираясь взобраться наверх.

– Возможно, средневековая постройка, – задумчиво сказал Китон. – Лес разросся и отсек дороги…

Не такая романтичная, но значительно более вероятная версия: очередная викторианская глупость, каприз, постройка ни для чего. Однако их обычно строили на высоких холмах, чтобы с верхних этажей богатые, эксцентричные или просто скучающие владельцы могли видеть далекие окрестности.

Если то, что мы видели на фотографии, действительно было чьей-то дурацкой прихотью, то уж очень странной.

Я посмотрел следующий лист. Река, вьющаяся среди густо стоящих высоких деревьев, отражавшихся в ней. В двух местах, достаточно расплывчатых, вода сверкала, и река выглядела очень широкой. Говорливый ручей! Я не верил собственным глазам.