Вот вам благодарность! Это я-то, которая научила их с Кори читать – с минимальной помощью Криса.

– Что с тобой случилось, Кэрри? – нахмурился Крис. – Ты ведешь себя как маленькая. Кэти сумеет сделать все, что захочет, запомни это!

Доктор с готовностью поддержал его. Я ничего не сказала, и мы купили электрическую швейную машинку.

– А пока давай купим розовое, голубое и желтое платья, ладно, Кэрри? – И доктор Пол поддразнил меня: – Пока Кэти не научилась шить. А как только научится, сэкономит мне кучу денег, обшивая и тебя, и себя.

Если не считать того, что мне предстояло научиться шить, небеса благоприятствовали нам в тот день. Мы возвращались домой нагруженные, мы похорошели, побывав в парикмахерской, каждый из нас сразу обулся в новые туфли с крепкими подошвами. Я получила первые в жизни туфли на высоких каблуках и дюжину пар нейлоновых чулок! Первые нейлоновые чулки, первый лифчик, и венчала все это целая сумка косметики. Я могла бы целую вечность выбирать себе косметику, а доктор стоял сзади и наблюдал за мной с чрезвычайно странным выражением лица. Крис ворчал, что мне не нужны румяна, не нужна губная помада, или тени, или тушь, или карандаш для глаз.

– Ты ничего не понимаешь в этом, – отвечала я ему с некоторым превосходством.

Я впервые в жизни предалась покупательскому разгулу, и, видит Бог, я хотела насладиться им в полной мере! Мне нужно было абсолютно все, что я видела на мамином сказочном туалетном столике, даже ее крем от морщин.

Не успели мы выйти из машины и разгрузить ее, как и Крис, и Кэрри, и я метнулись наверх померить обновки. Забавно, что раньше новая одежда доставалась нам гораздо легче и никогда не доставляла столько удовольствия, так как некому было в ней показаться. И все же я осталась верна себе: натянув синее бархатное платье с маленькими пуговками донизу, я вспомнила маму. Сколько иронии в том, что мне хочется плакать по маме, которой мы лишились, по маме, которую я решила ненавидеть до конца своих дней. Я села на край кровати и задумалась об этом. Мама дарила нам новую одежду, игрушки, книги, не чувствуя вины за то, что лишила нас нормального детства. Детства, которое уже не вернется. Потерянные годы, и Кори в могиле, ему не нужен новый костюм.

Его гитара стояла в углу, чтобы Кэрри, проснувшись, могла сразу увидеть ее и банджо. Почему страдать должны мы, а не она? Вдруг меня осенило: ведь Барт Уинслоу из Южной Каролины! Я сбежала вниз, схватила в кабинете доктора большой атлас и быстро вернулась в спальню. Открыла карту Южной Каролины, нашла Клермонт и не поверила своим глазам: Грингленн был совсем рядом с Клермонтом! О, это не простое совпадение, так что же это? Широко раскрытыми глазами я уставилась в пространство. Бог судил нам прийти сюда и жить совсем рядом с мамой, если, конечно, она приезжает в родной город своего мужа. Богу угодно, чтобы я имела возможность причинить ей боль, малую часть той боли, которую испытывали мы. Как только я смогу, я отправлюсь в Грингленн и узнаю все, что возможно, о нем и его семье. Моих пяти долларов в неделю хватит, чтобы подписаться на газету светской хроники, что рассказывает о жизни всех состоятельных людей, живущих в районе Фоксворт-холла.

Да, я сбежала из Фоксворт-холла, но я хочу знать о каждом ее движении, я заранее узнаю, когда она соберется сюда. Рано или поздно мама услышит обо мне и узнает, что я никогда ничего не забуду и не прощу, и когда-нибудь ей будет в десять раз больнее, чем нам сейчас!

Разобравшись с этим, я спустилась в гостиную к Крису и Кэрри демонстрировать новую одежду перед Хенни и доктором. Улыбка Хенни сияла, как яркое солнышко. Я посмотрела на нашего благодетеля: лицо его было печально, брови непроизвольно нахмурились. Ни восхищения, ни даже одобрения. Внезапно он поднялся и вышел из гостиной, извинившись под предлогом, что ему нужно еще поработать с бумагами.