— Чего замялась? Думаешь, на смех подниму, раз девка? Я на своем веку всяких воинов повидал, и бабы среди них были, и поверь, были уж не худшими, — продолжил кузнец.

— Да я как-то… — неуверенно начала Леона, бросив косой взгляд на Словцена, — я просто посмотреть хотела. — Девушка почувствовала, как начинает припекать щеки.

— Пошто глядеть, когда потрогать можно. Бери, бери давай. Хоть погляжу как мой меч в ладной руке лежать будет. — Кузнец посмотрел на свой прилавок, задумчиво сведя на переносице темные брови, едва заметно качнул головой и взял своими огромными ручищами один из клинков. Подняв взгляд на девушку, он придирчиво оглядел ее, удовлетворенно хмыкнул и на раскрытых широких ладонях протянул ей выбранное оружие.

Леона ощутила, как сердце сделало радостный кульбит — в намозоленных руках кузнеца лежал тот самый заветный меч, который она могла лишь мечтать подержать в руках.

Она вновь, словно в первый раз, с восхищением уставилась на предложенное оружие.

Взгляд ее ложится на узкое острие и медленно идет по плавно расширяющемуся обоюдоострому клинку вверх, подмечая облегчающую его срединную долу[2] на три четвертых его длинны; доходит до изогнутой гарды, восторгаясь единственным украшением — двумя каплевидными рубинами насыщенного багряно-красного цвета, что сияли один над другим в самом сердце латунной гарды; и перемещается на, даже на вид удобную, оплетенную темной кожей ручку, которая оканчивается таким же латунным, как и сама гарда двойным куполообразным навершием. Прекрасный полуторный меч...

Она недоверчиво подняла взгляд на мастера, словно утверждаясь, что он не пошутил, и осторожно, чувствуя как бешено колотится внутри от восторга и предвкушения сердце, трепетно приняла предложенный ей меч.

«А сталь-то заговоренная», — удивленно отметила девушка, упоенно рассматривая клинок и ощущая теплое биение силы. Она плавно повела оружием, проворачивая кисть и прислушиваясь к собственным ощущениям. Тихонько ударила по клинку, внимательно проследив за его дрожанием. Медленно нажала на ребро, проверяя податливость и упругость стали. И восхищено вздохнула — он был совершенен! Превосходно уравновешенный, гибкий — он прекрасно подходил как для рубящих, так и для колющих ударов. Но самое главное… Длина клинка, вес, размер рукояти — это было безупречное оружие, прекрасно подходящее для ее роста и склада! Он словно ковался точно под нее и не ощущался чужеродным, а становился продолжением ее собственной руки.

— И говорить нечего! Рука в самую, что под стать для моего меча! — удовлетворённо пробасил оружейник, довольно оглаживая густую темную бороду.

Словцен пораженно застыл. Он уже положил очередной кинжал, которым до этого увлеченно размахивал, и молча наблюдал за подругой. На происходящее поглядывали и стоявшие поблизости мужики: кто, хмурясь и явно неодобрительно качая головой, кто с откровенным любопытством — вернутся с ярмарки, будет что дома рассказать. Молодые вояки смотрели на это с пренебрежительной ехидцей, но большинство и вовсе не проявило особого внимания, бросив лишь косой взгляд и вернувшись к своим делам.

Леона, завороженно примеривавшаяся к мечу, подняла восхищенный взгляд на кузнеца. Она понимала, что это сокровище ей не по карману, но все же, скорее из любопытства, чем лелея потаенную надежду, спросила:

— Сколько стоит этот меч, добрый мастер?

— Двадцать пять златников[3].

Она с сожалением посмотрела на клинок и осторожно передала его обратно оружейнику. Конечно, ей было жаль отдавать его, но доброе оружие стоит недешево, а ей еще предстоит на что-то жить, и кто знает, что ждет впереди. «Да и лишний раз сверкать на поясе мечом ни к чему,» — успокаивая себя, подумала Леона. «Есть ведь и те, кто захотят испытать этакую диковинку… Девка с мечом, надо же».