Да, мало мы читаем и знаем не только Петра Комарова, но и друг друга, удалены и разобщены. И о себе скажу то же, хотя стараюсь по мере сил быть в курсе литературной жизни Приамурья. Вот почему и нынче, оставив на время работу, хлопоты по саду и огороду, сажусь в раскаленный июльским солнцем пыльный рейсовый автобус Благовещенск – Новокиевский Увал и еду со своими собратьями поэтами О. Масловым, Н. Дьяковой, С. Демидовым и всеми, кто к нам присоединится, на очередной праздник памяти Петра Комарова. Уж больно хочется постоять на высоком берегу Зеи в Поповке, где, как писал поэт:

Наш дом стоял один среди лесов.

Мы по утрам угадывали рано

Тоскливый голос дикого гурана

В недружном хоре прочих голосов…

Хочется вновь побывать в долине речки Бирманки, сплошь усеянной озерным аквамарином, о которой напоминают другие строчки этого же стихотворения:

Здесь я провел мальчишеские дни,

Ходил по марям пьяной голубицы,

Где лисий хвост, как желтый дым, клубится,

А в синем небе коршуны одни…

Это ведь и моя родина, высокую цену которой понял Петр Комаров и передал творческую эстафету нам, ныне живущим.

«Амурская правда», 12 декабря 1991 года

Ответ на этот вопрос, вынесенный в заголовок статьи, как говорится, однозначен. Действительно, зачем cолнцу русской поэзии церковный фимиам и тусклое мерцание лампадки? С Александром Сергеевичем Пушкиным и без этого светло и далеко во все концы времен видно. И седая древность, и сегодняшняя реальность, и туманное будущее подвластны гению русского духа.

Не спешите соглашаться с, казалось бы, очевидным. Не все так думают, кое-кто считает, что без церковного благовеста и благословения дело Пушкина зачахнет, а светоч его померкнет…

Но довольно метафор и образных фигур! Говоря словами Поэта, «лета к суровой прозе клонят». Побудило меня взяться за перо обстоятельство в наши дни, казалось бы, обыденное. Стало модным и уже привычным приглашать служителей православной церкви для освящения и благословения именем Господа Бога всего чего угодно: храмов и светских школ, военных кораблей и новых марок пылесосов, ночлежек и торговых ларьков. И списку этому конца не видно, уж больно зрелище благостное, умилительное прямо-таки до слез.

В Благовещенске додумались, к примеру, пригласить священника для благословения – ни много ни мало (далее цитирую по объявлению в областных, средствах массовой информации) – «презентации Амурского отделения Международного пушкинского общества».

Пришел я на это мероприятие, имевшее место быть в зале областной библиотеки, чтобы не поверить глазам своим. Пушкин и попы – настолько это не вяжется между собой, что думать иначе казалось оскорбительным для святой памяти Поэта. Но все оказалось именно так, как было разрекламировано. В зале расположилась небольшая группа интеллигенции. В первом ряду молодой иеромонах в черной рясе и высоком клобуке. И по зову устроителей «презентации» святой отец двинулся на авансцену точно так же, как в достопамятные времена делали это в подобных случаях партийные деятели всех рангов, привыкшие подниматься в президиумы и, возвышаясь над народом, говорить речи «от имени и по поручению». Впрочем, мода эта нынче не умерла, только сменила камуфляж.

Что говорил молодой священник, в каких словах воздавал хвалу Пушкину, каким образом благословил грядущий двухсотлетний юбилей Поэта – не знаю, да это и не важно. Я встал и ушел из библиотеки с горечью на сердце. Нет, не священник меня оскорбил, а организаторы сего лицедейства во главе с некой госпожой Кузнецовой.

Верю, что замыслы членов международного общества (мне сказали, что их у нас аж двадцать человек) вполне благопристойны – воздать должное Пушкину, еще раз подтвердить жизненность его Поэзии, Драматургии, Прозы, Критики – его Новой Русской Литературы. За кулисами готовились к выходу артисты, собираясь прочитать его стихи и исполнить романсы. Дозревали, видимо, прочувствованные и приличествующие случаю слова ученых мужей и жен, изучавших творческое наследие великого юбиляра. Верю и надеюсь, что и молодой священник в нежные свои годы воспитывался не где-нибудь, а в нашей школе, и не на ком-нибудь, а именно на Пушкине, в числе прочих хрестоматийных писателей. И знает наизусть хотя бы десяток его строк. Лично к священнику у меня-то претензий нет. Он поступал вполне профессионально, согласно духу религии, гласящей: