Нынче как-то принято в многолюдном море литературного пишущего народа именовать сорокалетних – молодыми. И ничего, не возражают «подростки». А Комаров на тяжелых журналистских и полуголодных литераторских хлебах нажил себе к 30 годам туберкулез – ту самую знаменитую российскую чахотку, от которой скончался в 1949 году, так и не получив при жизни причитающейся ему доли славы. Даже Госпремия (Сталинская премия второй степени) присвоена была ему в 1950 году…

А кто, скажите мне, истинный поэт, если он не народный заступник? Открытостью сердца Комаров был обречен остро переживать народные трудности и беды, радоваться его достижениям, гордиться историей и мечтать о светлом будущем.

Сегодня я задаю себе вопрос: а как бы воспринял Петр Степанович все происходящее в стране, чему мы стали свидетелями на рубеже 80–90-х годов? Воспринимая и любя его творчество, изучив биографию, поговорив с людьми, знавшими лично Комарова, смело могу сказать, что он не бросил бы на стол свой партбилет, не унизился до дрязг фракционной возни за руководящее высотки. Он поступил бы так, как и подобает талантливому поэту, честному гражданину и верному сыну родной земли, – взял бы в руки свое единственное, но верное оружие – перо и написал бы яркие стихи. Как делал это в лихолетье сороковых годов, когда он, вчистую комиссованный, не давал пощады врагу своей меткой строкой, поднимая настроение нашим воинам, идущим в бой.

К слову говоря, свое самое знаменитое стихотворение «Приамурье» поэт написал в предпоследний год войны – в 1944-м.

…Много стран в эти годы видали мы,

По дорогам солдатским пыля.

Только нам и за дальними далями

Снилась наша родная земля…

Петр Комаров, 1940-е гг.

Не хотелось бы в юбилей – о грустном, но из песни слова не выкинешь. Вот вспомнил я классику нашу дальневосточную – комаровское «Приамурье». Держу в руках прекрасно иллюстрированный фотоальбом, четыре года назад изданный хабаровчанами. Стихи Комарова и цветные фотоснимки амурской природы симфонически сливаются, радуя глаз, волнуя чувства. Но уже на обложке заглавие «Только в сердце да в песне…» настораживает, хотя поначалу воспринимаешь его как некое переосмысление известных комаровских строк: «Только в песне да в сказке уместится Приамурье мое!..» Ан нет! Открываю фотоальбом, и первое стихотворение в нем – конечно же, «Приамурье». И здесь вновь черным по белому: «В сердце да в песне…» Что это – новое слово в исследовании творчества поэта, открытие первоначального варианта, искаженного ранее недобросовестными издателями произведений Комарова? А может быть, редактор альбома В. Ф. Ковтун решил самостоятельно «поправить» поэта, «улучшить» классическую строку и растиражировать свою «смелость» в 28 тысячах экземпляров? Или мы имеем дело с элементарным незнанием и скоропалительной «опечаткой»?

К чему я это говорю? Не лучше ли процитировать самого Комарова, его чеканные строфы, исполненные музыки и художественно зримые, как полотна Сурикова. Конечно же, лучше! Но, право, обидно, когда видишь неискренность и поверхностность там, где ее быть не должно. В стихотворении «Звёзды» (1941–1946) есть такие строки:

С ночных небес во мглу густую,

Где стынет черная вода,

Роняя ленту золотую,

Летит шипучая звезда.

И кто-то речь о ней заводит —

Судьбу разгадывает он.

А наши звезды только всходят

На этот чистый небосклон.

Вот это – ощущение того, что его звезда не в зените, а только на подъеме, – и есть высшая мера совестливости поэта. Живой – он не рвался в классики, получив сполна меру критики за «чрезмерное» увлечение воспеванием в стихах природы Дальнего Востока. «Советский человек, преобразователь природы – вне поля зрения Петра Комарова», – вот так, ни больше и ни меньше! А ведь это писал крупный советский поэт Сергей Васильев в статье «Важнейшая тема советской литературы» («Известия», 4 сентября 1949 года). Напомню, что Комарову оставалось жить на любимой земле, которую он так самозабвенно славил и воспевал, меньше месяца… Их было немало, записных блюстителей теории соцреализма, вдохновителей рьяных «преобразователей» природы, которые считали нужным попенять поэту за его самый главный дар – умение живописать словом.