– И все-таки я его люблю. – Крупным планом фотогеничное откровенное женское лицо, от одного взгляда на которое сразу встает; слезы в глазах. – Он же, – голос задрожал, – как ребенок. Может, поэтому и пьет. Ему на работе ходу не дают. Это он только с виду такой… а на самом деле… ему нельзя пить!

– Сразу дуреет, – подтверждает вторая актриса, олицетворяющая здоровое женское начало, – я бы и дня с таким не жила. – Разливает беленькую по маленькой. – В постели-то как?

Пауза.

– Он очень нежное, ранимое существо.

– Понятно… – Поднимает рюмку. – Дура ты!

– Сама знаю.

Хрустальный звон.

Вторая актриса ставит пустую рюмку на стол, поморщившись:

– С наручниками не пробовали?

– Нет.

– Может, поможет. – Смотрит на первую актрису: – Не грей водку!

Первая актриса пьет. Вторая наблюдает за ней, мрачнеет:

– Застрелит он тебя когда-нибудь.

Сцена из телесериала: «Московский МУР. Будни и праздники».

– Опять ты смотришь эту муру! – Шпак, тяжело дыша, после нелегкого трудового дня, после четырехсот грамм выпитого, пошатывается в проеме двери. – Я тут тебе фрукты принес… киви всякие…

Пауза.

– Выключи нах!

– Застрелит он тебя когда-нибудь, – доносится из динамиков телевизора.

Крупным планом фотогеничное откровенное женское лицо, слезы в глазах. Жена молчит.

Младший лейтенант Шпак останавливается возле очередной торговой точки.

Не интересно.

Переключаю канал – отворачиваюсь.

Упершись взглядом в розовую детскую попку, рекламирующую подгузники, уставившись в баннер: пять метров длины, три высоты – физически ощущаю на себе чей-то взгляд; на себе и на рекламе подгузников.

Озираюсь по сторонам… почудилось.

Если ты наблюдаешь за кем-то, естественно допустить, что кто-то наблюдает за тобой; видит что видишь ты.

Снова озираюсь.

– Кому ты нужен? – говорю себе. – С чего ты взял, что тебя ведут?

Нетвердой походкой, напрягая лицо в поисках улыбки, мимикой напоминая Бенито Муссолини, – на меня нацелился, с моей помощью перемещался в пространстве, ко мне приближался пешеход.

Чтобы так играть в жопу пьяного, из последних сил держаться на ногах в надежде добавить, а потом снова держаться, – нужно пройти большой кастинг или быть в жопу пьяным. Реалити-шоу заполоняют собой эфир.

– Серега! – Нетрезвый пешеход оставил на лице то, что он посчитал улыбкой, и, выжидая, замер.

– Я не Серега.

Мужик пригорюнился. Погоревав для приличия секунд пять, потеряв равновесие и восстановив его, задумчиво посмотрел на меня:

– Дай три рубля!

Поскольку он не угадал с именем, ни о каких трех рублях не могло быть и речи. Сергей мне совершенно не подходит. Игорь или Андрей – куда ни шло, хотя, в сущности, бред. Но Сергей! В моем окружении вообще ни одного Сергея, за исключением троюродного брата, чьи вещи я донашивал в детстве. В последний раз мы разговаривали с ним по душам семь лет назад, брат собирался жениться и объяснял мне, что: я, он, его беременная невеста, моя беременная невеста, если таковая у меня когда-нибудь будет, – являемся персонажами. Что существует автор, сочиняющий нас, и этот автор, скорее всего, сам персонаж, сочиненный другим автором, являющимся в свою очередь чьим-то персонажем. Что все мы персонажи и авторы одновременно: «Лев Толстой такой же персонаж, как и Анна Каренина», – и у него горели глаза. Видимо, он хотел, чтобы я всю жизнь за ним что-то донашивал. Но к двадцати годам я устал от секонд-хенда. А тут:

– Серега!

Мужик все правильно понял. Кивнул чему-то, маленькими шажками, бочком, обошел препятствие и, вздернув голову, направился к другому объекту.

– Серега! – раздалось за спиной.

Простые человеческие взаимоотношения, – подумает зритель, сосредоточенно пережевывая кисло-сладкую красную ягоду, богатую витамином С. – Канал для тех, кто устал от боевиков и прочей развесистой клюквы: