А так, поди разгляди, что там внутри?

Все силы уходят на поиск или на заполнение пустоты, возникающей сразу после отказа от поиска, впрочем, и заполнение пустоты – поиск.

Двигаюсь на ощупь, слепец, проклятья и стоны по сторонам: ямы вдоль дороги переполнены. Каждую секунду кто-то летит в тартарары, кто-то толкается, кто-то хватается руками за воздух, кто-то протягивает руку помощи, как правило не тому, или тому, и они падают, до смешного нелепо, оба. Многие двигаются гуськом. За некоторыми, нащупывающими дорогу клюкой, тащатся миллионы с котомками.

Тут не до сияющей тьмы.

– Эх, Маруся,
будешь ты моя,
я к тебе вернуся,
пойдешь за меня? —

– Маруся не против. Площадной юмор лучшее заполнение пустоты.

– Покупаю хот-дог, и разбегаемся. Договорились? – виляет хвостом; голодная как собака.

Направляемся к ближайшей торговой палатке, их тут как собак нерезаных; верный признак собачьей жизни: как в Рязани, как в Херсоне, как в Кишиневе.

– Из вашего брата превосходное мыло получается, ты в курсе? – Маруся в курсе. После сосиски ввек не отвяжется; рыжая блохастая сука (что вижу, то и пою); почти любя. Остается порадоваться за души нерожденных младенцев. Если следовать логике индуса, многим из них в годы перестройки посчастливилось обрести тела на территории бывшего СССР – как во времена Второй мировой войны. Старики утверждают, в Отечественную от них проходу не было (блокадный Ленинград не в счет), случалось, нападали на людей. Привычная картина, – отвечу старикам, – если читаешь с утра газету «Московский Комсомолец»: «Собаки-людоеды напали на женщину инвалида», «Стая оборотней поселилась на мусорной свалке», «Бешеные псы…» и т. д. и т. п. Лай ночами стоит, будто в деревне живешь, километрах в двадцати от райцентра. Прильнешь к окну, высматривая, что там, за околицей… а за окном дома, дома, дома. Сияющий проспект и слабоосвещенный переулок, стая собак да бригада проституток; редкий, боязливый пешеход. Наблюдаешь за ними: как двигаются, перелаиваются друг с другом, хохочут, реагируют на марку подъехавшей машины, вертят хвостами, показывают себя, – все на условных рефлексах, открытых благодаря профессору Павлову (Царствие ему Небесное), и никакой зависимости от экономической теории Адама Смита: товар – деньги – товар (земля ему пухом). Интересные попадаются экземпляры.


Хот-доги оказались четырех сортов. Сосиски лежали на гриле рядком, загорелые, словно тела на пляже, переворачивались как по команде. Слабый голубовато-желтый свет из мира людей стоял над телами. Неприятный запах шел от несвежих поджаренных тел. В мареве раскаленного воздуха плоилось краснощекое с глазами-бусинками. «София» – значилось на табличке, приколотой к переднику продавщицы. Отверстие окна, – любое отверстие можно представить как детородное чрево, тем более с такой подсказкой – сверкающие бусинками глаза; ведь где-то там, на самом дне этих бусинок… Маруся дрожала от вожделения, мечтая посильнее оттолкнуться четырьмя лапами и, нырнув, пропасть в этом отверстии. Будь у меня собачий нюх… нет, все-таки мерзкий запах.

– Если сейчас войти в чрево, повинуясь чувству влечения и отвращения, то можно родиться лошадью, птицей, собакой или человеком, – объясняю Марусе ситуацию, хотя сам не понимаю, в чем она заключается, ожидая подсказки от Софии.

Никакой реакции.

– У того, кому суждено родиться мужчиной, Познающий начинает сознавать себя мужчиной – в нем возникает чувство сильной ненависти к отцу и чувство ревности и влечения к матери. У того же, кому суждено родиться женщиной, Познающий начинает сознавать себя женщиной – в нем возникает чувство сильной ненависти к матери и чувство страстного влечения и любви к отцу (сейчас обматерит или отдастся прямо на гриле. O! My love! Спросите меня, зачем? – не отвечу). По этой причине, проникая в область эфира в тот момент, когда семя и яйцеклетка должны соединиться, Познающий испытывает блаженство одновременно рожденного состояния и теряет сознание (никакой реакции! Даун? Инопланетянка? Nicht verchtein?). Затем он оказывается зародышем, заключенным в матке. А когда покидает ее (обращаюсь к Марусе), может случиться, что он превратится в щенка. И нет из этого состояния немедленного возвращения. Бессловесность, глупость, помрачение разума и многие другие страдания – его удел.