Щупп задумался. Он промолчал и, закрыв глаза, попытался собраться мыслями. А Лаврентий Васильевич продолжил:

– Ты, Миша, потом будешь жалеть, что не использовал моё предложение и эту возможность. Жалеть. Но ничего не изменишь!

– А зачем всё это тебе-то? Тебе-то какая от этого выгода? – подозрительно спросил Михаил Альфредович.

Сикора тяжело вздохнул и, посмотрев на окно, как-то грустно ответил:

– Мне бы не хотелось, чтобы итогом моей жизни стало то, что ублюдки стали бессмертными. Вот так, Миша, хочешь – верь, хочешь – нет.

– Ты о ком это? – встрепенулся Щупп.

– Ладно! Всё, есть предел. Больше я тебе ничего не скажу. Так что, каков твой ответ?

Михаил Альфредович покачал головой и, набрав воздух в лёгкие, зашипел, выпуская его через губы, как помпа.

– Ты, Миша, тут не ломайся, времени нет. Говори. Но учти, я тебе сейчас сказал очень много лишнего, и если что не так… в общем, ты понимаешь и знаешь правила игры!

Щупп ухмыльнулся и тихо сказал:

– Я согласен, но у меня есть условие.

– Ты ещё и условия тут поставить хочешь?! Мне?! После всего, что я тебе сказал?

– Да…

– Ну ты, Миша, и наглец, и что же это за условия? – хмыкнул Сикора.

– Со мной поедет Палкина. Без Лизы я не поеду. И второе. Ты больше никогда не будешь говорить про мой метод. Никогда, я скажу о нём, если нужно будет, сам.

– Ну ты и нахал, Щупп. Ещё и тёлку с собой хочешь забрать. Ты что, с ней спишь? А? На старости лет на молоденькое тельце потянуло?

– Ты не смей так говорить! – вскипел Щупп.

Он подскочил со стула и, сжав кулаки, насупился в сторону Сикоры.

– Да ладно, ладно… – отмахнулся тот. – Вот, решил проверить. Нет у меня данных, что ты с ней спал. Так, ляпнул. Знаю, что не спишь ты со своими девками. И дурак. А может, и умный дурак. Ладно… чёрт с тобой, попытаюсь и для этой сучки место в самолёте выбить. Но тогда у меня есть встречное условие.

– Хм, какое? – удивлённо вскинул брови Щупп.

– А такое: коль твоя девка едет, так и моя тоже. Палкина будет работать в паре со Светланой Турновой.

Щупп вздрогнул, но, тяжело вздохнув, ничего не сказал. Сикора, довольный своей победой, кивнул головой:

– Вот и договорились.

– Так, значит, вот так вы вербуете людей? – язвительно заметил Михаил Альфредович.

Сикора рассмеялся, он хохотал искренне, вытирая слёзы с глаз. Когда приступ смеха прошёл, он устало буркнул:

– Дурак ты, Миша, если бы надо было, я тебя бы не так завербовал. Ты бы у меня уже давно под литером работал и делал всё, что я тебе бы приказал. Понимаешь теперь мою добрую натуру?

Щупп хмыкнул и зло посмотрел на фимобщика:

– Нет, не понимаю. Вы думаете, что всесильны и всё можете. Вы думаете, что можете контролировать и сломить волю любого человека?! Но это не так! Есть, кто вам не подвластен. И я из них. Мне плевать, что вы со мной сделаете. Мне плевать, что вы сделаете даже с моими знакомыми и близкими, но я вам никогда не подчинюсь. Даже если вы меня будете жарить на медленном огне. Мне плевать на вас и ваши угрозы и доводы.

Сикора покачал головой и тяжело вздохнул:

– Вот так ты заговорил. Ты, конечно, думаешь, что сможешь, но поверь – это не так. Но всё равно спасибо за откровенность. Спасибо, что был честен. Это тоже, в принципе, поступок. Только вот позволь спросить: почему ты так нас ненавидишь, ведь мы ничего плохого ни тебе, ни твоей семье не сделали?

Щупп рассмеялся. Он хохотал как-то зло, немножко даже истерично, фальшиво и противно. Сикора поморщился. Михаил Альфредович махнул рукой:

– А за что вас любить-то? Вы во что страну превратили? В заповедник вашей грёбанной замкнутой системы развития? В отсталую зону с полудеградированным нищим народом? В зону отчуждения. Весь мир уже живёт в двадцать втором веке, а вы придумали свою систему летоисчисления, и мы даже не знаем, кто мы, потому как вы запретили знать прошлое! Вы ублюдки, которые, кроме всего этого, ещё и хотят жить вечно?! Вы сумасшедшие извращенцы, с совершенным отсутствием нормальных человеческих рефлексов, таких как совесть, порядочность и, главное, восприятие правды и реальности. Вы больные люди! Вы враги нормальной человеческой цивилизации!