В Женеве он беседует с Плехановым, в Цюрихе – с Аксельродом, причём с последним живёт неделю в деревушке Афольтерн под Цюрихом. Для Ленина это было первое знакомство с швейцарскими горами, которое потом будет не раз продолжено отнюдь не по доброй воле Ильича – хотя горы он искренне и горячо полюбил. Недаром Сталин, горы тоже любивший и в горах выросший, назвал позднее Ленина „горный орлом“.

Из Швейцарии Ленин писал матери:

„Природа здесь роскошная. Я любуюсь ею всё время. Тотчас же за той немецкой станцией, с которой я писал тебе, начались Альпы, пошли озёра, так что нельзя было оторваться от окна вагона…“[208]

Июнь 1895 года Ленин провёл в Париже, где познакомился с Полем Лафаргом, зятем Маркса и видным деятелем рабочего движения. В своём месте о Лафарге и его жене – дочери Маркса, ещё будет сказано. А о первых впечатлениях от Парижа мы узнаём из письма Владимира Ильича Марии Александровне от 8 июня:

„В Париже я только ещё начинаю мало-мало осматриваться: город громадный, изрядно раскинутый, так что окраины (на которых чаще бываешь) не дают представления о центре. Впечатление производит очень приятное – широкие, светлые улицы, очень часто бульвары, много зелени; публика держит себя совершенно непринуждённо, – так что даже несколько удивляешься сначала, привыкнув к петербургской чинности и строгости…“[209]

Ленинское: „окраины (на которых чаще бываешь)…“, очень показательно. Он приехал в Европу не туристом, он намерен осваивать её человеческий и революционный потенциал, и поэтому совершенно искренне признаётся в письме матери уже из Берлина:

„Занимаюсь… в Kцnigliche Bibliothek (Королевской библиотеке. – С.К.), а по вечерам обыкновенно шляюсь по разным местам? изучая берлинские нравы и прислушиваясь к немецкой речи…

Берлинские Sehenswьrdigkeiten (достопримечательности. – С.К.)посещаю очень лениво: я вообще к ним довольно равнодушен и большей частью попадаю случайно. Да мне вообще шлянье по разным народным вечерам и увеселениям нравится больше, чем посещение музеев, театров, пассажей и т. д.“[210].

Читая это, вспоминаешь признание Владимира Маяковского насчёт того, что поездки и общение с людьми почти заменяют ему чтение книг. Нечто подобное – в отношении, правда, не книг, а искусства, мог бы, пожалуй, сказать и Ленин.

Что способны были дать Ленину, скажем, Лувр или Мюнхенская пинакотека? Новые художественные впечатления?

Ну-ну…

А вот „шлянье“ по народным окраинам Парижа и Берлина (он жил в пригороде Берлина – Моабите) давало ему живую „информацию к размышлению“, позволяло сопоставлять, отсеивать зерно знаний о подлинной жизни Европы от штампованных „плевел“…

Так было, впрочем, и дома. В октябре 1893 года Владимир Ильич пишет из Петербурга в Москву младшей сестре:

„Маняше

Я прочитал с интересом письмо твоё от 27 сентября и был бы очень рад, если бы ты иногда писала мне.

Здесь я не был ни в Эрмитаже, ни в театрах. Одному что-то не хочется идти. В Москве с удовольствием схожу с тобой в Третьяковскую галерею и ещё куда-нибудь…“[211]

Да, „Третьяковка“ – это понятно! Это – своё, близкое, волнующее и затрагивающее то глубочайшее чувство Родины, которое разовьётся у Ленина тем больше, чем дольше он будет от Родины вынужденно оторван.

В сентябре 1895 года Ленин возвращается из-за границы, и главными „сувенирами“, вывезенными им из первой поездки в Европу, оказываются пачки нелегальной марксистской литературы, запрятанные в чемодане с двойным дном.

На войне, как на войне!

По возвращении в Россию Ленин в начале ноября 1895 года пишет Аксельроду в Цюрих письмо, содержание которого даёт вполне верное представление о том, чем и как живёт теперь Ленин: