к ним на расстояние вытянутой руки. Я рассматривал этих чудных зверьков, а они с любопытством смотрели на меня. Потом я еще много раз встречал их в джунглях Мадагаскара. Видел большие стаи. Иногда, в период засухи, когда в джунглях было мало еды, лемуры забредали в саму Либерталию и попрошайничали. Одного я даже приручил. Он не сразу стал доверять мне. Такой был маленький симпатичный котенок с большим полосатым хвостом.

Хотел бы я еще вернуться на Мадагаскар. Да вот прибило волной на этот берег, где нашел я свое личное счастье. Видимо, здесь теперь моя Либерталия…

– А они не кусаются? – спросила Саша.

– Нет, пуговка! Этим лемуры не похожи на обезьян, которые могут очень сильно укусить исподтишка. Часто обезьяны стаями нападают на людей. Особенно коварны мартышки. Вот, смотри, у меня на локте остались следы укуса одной из них, – Ханк закатал рукав рубахи и показал большой рубец. – Обезьяны – хитрющие и коварные, а лемуры добрые. Маленькие лемурчики – как настоящие котятки.

Свирепое лицо старого моряка испарилось, в глазах заиграли искры – ну точно, еще один ребенок! Клеменс и Саша переглянулись.

– Вот и этот лемурчик, что жил у меня, брал еду из моих рук и давал себя гладить. Мне он очень нравился. Только что не мяукал, а жалобно «пел», как будто бы жаловался на что-то. Даже не то чтобы жаловался, а скорее капризничал. Или что-то выпрашивал. Даже не знаю, как вам это объяснить. В комнате у меня стояла плетеная кресло-качалка. Так вот он приноровился спать на ней. Днем лемурчик лазил по окрестным деревьям, а ночью приходил ко мне домой. Я утром просыпаюсь – а лемурчик спит на своем месте в качалке. А днем бывало заберется мне на спину или спокойно сидит на плече… Я даже хотел поводок ему сделать… Только животных не хорошо держать на цепи. Когда уезжал из Либерталии, то даже хотел забрать лемурчика с собой. Очень привязался к нему.

– И почему, дедушка, ты его не взял? – в голосе девочки был слышен укор.

– Дело в том, что я был вынужден спешно покинуть Либерталию. Сидел на месте и ни о чем не помышлял, а тут вот… Я тогда собрался за полдня и ушел в море на проходящей шхуне. Мне и вещи-то свои забрать не удалось. Все пришлось бросить. А все потому, что шхуна торопилась на черепаший промысел на Альдабру. Это такой коралловый атолл недалеко от Мадагаскара. Туда всего дня два ходу при хорошем попутном ветре. Люди на Альдабре не живут, а черепах очень много. Там, на белоснежных пляжах, они собираются со всего Индийского океана откладывать яйца. Черепахи – это лучшая еда для моряка; мясо у них нежное. У нас их называли живыми консервами. Черепахи на кораблях могут долгое время обходиться без еды и воды. Ими набивали трюмы и питались по мере необходимости. А на рынке – в Адене или Бомбее, ценились черепашьи панцири. Из них делали разные ювелирные и прочие штучки для женщин: гребешки, браслеты. Каюсь, на деньги соблазнился. Мне тогда большие деньги пообещали.

Когда отправились на Альдабру, думал, что наберем черепах и быстро вернемся, а получилось совсем не так. Почти сразу наткнулись на пиратов и те нас погнали в сторону Занзибара. Без денег возвращаться не хотелось, и мы с грузом пряностей отправились в Аден. Ну и – пошло-поехало. В конце концов, застряли на Сокотре. Это жуть какое жаркое и совершенно безлюдное место. Думали заработать и насладиться черепашьим мясом, а пришлось сушить весла и жевать корицу. Вот так! Как говориться: в море дорог много и никогда не угадаешь, в какую сторону тебя позовет попутный ветер. Так я на Мадагаскар уже и не вернулся. Я сам об этом жалею.