Спускался с небес тёплый апрельский вечер. Шедшая на подкрепление туркам татарская орда, по его предположениям, имела численное преимущество втрое, а то и вчетверо. Крымчаки воины умелые, безжалостные, фанатичные. Как раз должны быть на их пути. Атаковать в открытом бою значило потерять часть хоругви. Нет, оно того не стоит. Обойти стороной, уклоняясь от столкновения? Проще не придумать. Но простить Рашков… Наконец пришло долгожданное озарение. Татары должны быть где-то в тридцати верстах. От них наверняка вышла разведка, и не просто в свободный поиск, а целенаправленно к нашему лагерю. Хабибрасул тот ещё колдун, всё предусмотрел. Ротмистр принял решение. Вызвал Никиту и Фёдора.

– Братцы, отдыхать не придётся.

– Мы готовы, батька, – отозвался Никита, Фёдор многозначительно кивнул. – Уведём их патрули в сторону, подальше. Главное, кони отдохнули.

– В бой не вступать, – ротмистр, напутствуя, не мог избавиться от гнетущего чувства тревоги, даже мелькнула мысль отменить приказание, очень уж дороги ему были эти двое русских богатырей, получалось, отправлял их в ту неизвестность, за призрачной пеленой которой лично он усматривал серьёзную опасность, и никакой не предполагалось гарантии, что вернутся. – Кольчуги, те, златоустовские, надели?

– Ни одна стрела не пробьёт. Будь спокоен, боярин. Можешь выдвигаться на их стан. Спят, поди в шатрах, от злодейства изнемогли.

Боле ничего не говоря, вскочили в сёдла и вскоре исчезли в сгустившихся сумерках. Альгис некоторое время смотрел вслед, пытаясь унять душевный непокой. Потом велел трубить боевую тревогу. Через полчаса хоругвь в полной готовности неслась по степи навстречу первым звёздам и неизвестности. А ещё через два часа передовой разведотряд доложил о неприятеле.

Хоругвь имела в строю более трёхсот активных копий. Это больше, чем у какой-либо в польском войске. Обозная прислуга тоже могла держать оружие. Её насчитывалось под сотню. Так что не роту, то бишь хоругвь, скорее, усиленный батальон вёл с собой польский ротмистр Сабаляускас. Когда до лагеря Хабибрасула оставалось не более двух вёрст, велел пятидесяти всадникам спешиться. Задача: подобраться скрытно, снять посты охранения, раскидать защитные ограждения. Хоругви ворваться в лагерь и полностью изрубить. Хабибрасула обязательно, несмотря ни на что, взять живым.

В это время татарский патруль яростно преследовал Никиту и Фёдора, уходивших по открытой степи так, чтобы оставаться в лунном свете, на виду. Держались на расстоянии чуть большем, чем полёт стрелы. Но когда луна скрывалась, коней придерживали, чтоб не исчезать из поля зрения. В одно из таких мгновений в спину Фёдора угодило сразу две стрелы. Удары были настолько сильны, что он чуть из седла не вылетел. Стрелы застряли в кольчуге.

– Плохо дело, Никита, у них, кажись, тяжёлые арбалеты. Чувствую, шкуру мне продырявило.

– Так, уходим. Да потом вытащишь, – рявкнул Никита, когда Фёдор неуклюже попытался извлечь стрелу.

– Жжёт сильно, будто гадюка ужалила. Что далыпе-то, так и будем, как зайцы, удирать?

– Надо подумать, – он, оглянувшись, заметил вдалеке отсветы – Заполыхало, глянь-ко. Ладно, братка, разворачиваем коней.

Как раз луна обнажила прекрасное своё, тонкое в талии серповидное тело, стало светлее. Соскочив на землю, положили коней, чтоб татары не подстрелили, сами присели, натянули тетивы. Рядом огромные рыцарские пики с коваными стальными наконечниками. А также мушкеты большого калибра, в наши дни их можно было бы обозвать противотанковыми ружьями. Решили пока не греметь. Не хотелось отпускать от себя этих упырей. Грохота мушкета испугается даже сам чёрт. Разведчики хана Гирея, недоумевая, куда вдруг исчезли преследуемые ими ляхи, по инерции неслись вперёд, продолжая в азарте гикать и повизгивать. Стандартно, десять человек. Вдруг один за другим четверо вскрикнули, выпали из сёдел замертво. Остальные пригнулись к лошадиным шеям, начали петлять, рассредоточились.