Гена вспомнит этот парад через десять лет. В Приднестровье. Перед жителями города Рыбницы по главной площади так же вдохновенно будет маршировать его батальон. Третий мотострелковый. Гвардии Приднестровской Молдавской Республики. В честь второй годовщины её образования. Поредевший, в боях израненный, но не побеждённый. Доктор в строю не шёл. Дежурил с медицинской сумкой около «Авроры». Рыбничане аплодировали, срывались на овации. Переживали, кое-кому пришлось оказывать помощь. Комбат, воодушевлённый таким приёмом, развернул батальон в конце площади и прогнал перед ликующими горожанами ещё раз. Гвардейцы молотили берцами по асфальту с двойной энергией. Топали, браво взмахивали руками и не замечали слёз на своих щеках.

Люди продолжали аплодировать в такт маршу. Тоже многие плакали. Это будет второго сентября 1992 года. Бои только закончились. Миротворцы блокпостами развели враждующих по разным берегам. Боевые раны уже затягивались. Погибших упокоили на Аллее Славы. Вдовы понемногу стали отходить от горя. Желание мирной жизни пересиливало невыносимую, как совсем ещё казалось недавно, скорбь от физических и нравственных страданий, какими всегда изобилует общество в период страшной смертельной эпидемии, имя которой – война.

Савватиев смотрел на гвардейцев, на лица женщин, детей, ловил мельчайшие нюансы в собственном настроении и постепенно приходил к выводу, что ради этой минуты стоило жить. Запускать ракеты в космос, ненавидеть Барановых и им подобных, выдерживать поли-тотделовские застенки, бороться за справедливость в ущерб карьере, спасать жизни солдат, вступая в неравные схватки с потерявшими человеческую ориентацию полковниками и даже генералами. Терпеть лишения, издевательства. Ради этой минуты здесь, на параде победы. Чтоб испытать не просто гордость, а нечто даже большее, чем земное счастье, за принадлежность к офицерскому сословью, которому выпала честь стать защитником народа от жестокого, циничного нашествия.

Площадь быстро опустела. Народ спешил к застолью. Праздник! К тому же завтра выходной. Елена наготовила салатов. Купила шампанского. Бутылочку коньяка. Тогда ещё было в продаже. Они пировали вдвоём. Никого не приглашали. И сами отказались от приглашений. Им хронически не хватало друг друга. Каждая выпавшая свободная минута Савватиевыми ценилась выше всяческого золота. Целыми днями они могли валяться на диване, крепко обнявшись. Простое прикосновение ладошек приводило обоих в восторг. Не говоря уж о большем. Вот и сейчас, отобедав, слегка захмелевшие, они улеглись перед телевизором. Леночка, как обычно, пригрелась в подмышке, закинув на него руку и ногу. По первому каналу показывали новости. Репортаж с Красной Площади. Главный военный парад. Прохождение войск, техники. Затем демонстрация.

– Ген, тебе не кажется, что Брежнев какой-то не такой?

– В смысле?

– Ну, как не живой. Не улыбнётся, ни поведёт бровью. Вообще никаких гримас. Только смотрит и рукой помахивает. Одет легко. В Москве, наверно, тоже не лето.

– Действительно, чего это с ним? Последние дни серость какая-то одолевает. Отчего-то вдруг стало противно всё. Будто прозрение. Кругом фиглярничание. Дефилируют в папахах, местечовые князья, волю свою навязывают. Всё время кажется, что на головах у них вороньи гнёзда. Так и хочется запустить дрыном. Каждая мразь корчит самодержца.

– Геночка, так всё сложно? Кто это там на тебя навалился?

– Да есть уникумы.

– Расскажешь?

– Много ему чести.

– Ему? Значит, конкретная особь. И кто же?

– Да сосед наш по дому. Во втором подъезде обитает. Баранов. Заместитель по тылу.