Слева от пса пространство имело тот струящийся, лучистый шарм, который свойственен южным закатам в конце весны, начале и середине лета. Правый же сектор небосклона уже начал покрываться мглистым вретищем, усыпанным зольным пухом лезущих с востока сумерек. Там и степь уже начала меркнуть, травы потускнели, кусты обрели призрачность, торчащие местами из земли каменные бабы уже не красовались чётким скульптурным абрисом, как было днём, а расплывались чернильными кляксами на сделавшихся бордовыми разливах макового цвета и тюльпановых россыпей, которые, когда хозяйничает солнечный полдень, напоминают озёра яркой алой крови.

Необыкновенная даль, волшебное приволье! Казалось, ни одной живой души. Ветер успокоился, тишину ничего не тревожило, так как ещё не полностью освободилась из дневного заточения госпожа мгла со своими цикадами, хрущами, бабочками-бражниками, совами, ужами, волками, лисами и прочими ночными тварями. Однако свежестью пахнуло щедро, воздух начал пресыщаться хмельными ароматами чабреца, мелиссы, медуницы, полыни.

Удивительной красоты в такие мгновения Буджакская степь! Аль-гис, подложив под затылок седло, улёгся в пушистый ковыль и, очарованный, принялся наблюдать за появлением первых звёзд. Поодаль в лощинке, замаскировавшейся зарослями фиолетового шалфея, прелестного сиреневого бессмертника и густым кустарником, уплетал сочную траву ахалтекинец редкой изабелловой масти, стреноженный на ночь. Породистый жеребец не просто был красив, с горделивой выразительной внешностью, кремовой отмасткой хвоста и гривы, но уникален невероятной выносливостью и собачьей преданностью. Подарок самого Стефана Батория, великого короля польского и литовского, за дерзкие вылазки на русскую территорию, в одну из которых сводный отряд чуть не захватил царя Иоанна, которого русичи именовали никак иначе, как Грозный.

Давно было. Теперь и царь, и король другой, да и вылазок таких масштабных по наглости уже не получается. И никогда больше не получится. После подлой польской оккупации мудрёную засечную оборону выстроили русские воеводы, чёрт ногу сломит. Войско неуклонно набирает мощь. Тайная канцелярия заработала, как положено таковой в могущественной державе. Действительно, Русь ныне не просто союз некогда разрозненных княжеств, но империя, пред волей которой бледнеют и поляки, и литовцы.

Тем временем собака-туча, так и не сумев полностью заглотить светило, стала переваривать самоё себя, расслаиваться, иссыхать, в конце концов, рассеялась на мелкую пыль, осевшую к горизонту тонкой сумеречной полоской. Закат воспылал в полную мощь своего красноречивого великолепия, всей палитрой необыкновенных оттенков, их изысканного сочетания, передать истинную красоту которых не в силах даже самый выдающийся, самый талантливый живописный мастер. Спас нерукотворный!

Разомлев, почувствовал, что засыпает. По старой солдатской привычке несколько раз глубоко вдохнул, где-то на полторы-две минуты задерживая воздух и максимально расслабляя мышцы. После чего позволил одной половине мозга отключиться, вторую поставил на дежурство, в караул. Закрыл глаза, сквозь веки продолжая наблюдать меняющиеся световые проекции, которые и успокаивали, и убаюкивали. Через пару часов заступит в караул другая половинка, а первая соответственно отключится. Альгис предполагал таким образом отдыхать до полуночи, после чего, налегке перекусив просяной лепёшкой с овечьей брынзой, продолжить путь.

Рядом, по правую ладонь, лежала редкая на ту пору карабела с рукоятью «орлиная голова» и загнутым книзу набалдашником, не каждый шляхтич подобной похвастается. Клинок особой иранский стали. Поговаривали, таковой на земле нет, с неба падает. Вообще-то кара-белы появились и в Молдавии, и на Балканах, видел у кого-то своих, русичей. Польская всех удобнее. Альгис ею дорожил. Уникальная сабля тоже была подарок, происхождением которого гордился особо.