Более того, согласно определению того, что есть субстанция, неизбежен вывод о том, что субстанция – это автономное начало, она замкнута на саму себя и не взаимодействует с другой субстанцией. Материя не нуждается в своем существовании в мышлении, духовная же субстанция – в материи. Материя и мышление между собой не взаимодействуют.

Последнее заявление, скорее всего, не сильно удивило читателя. При чтении философского текста, наполненного абстрактными понятиями, он готов принять без возражений и тезис о том, что материя и мышление не взаимодействуют. Но если этот тезис перевести в наглядный пример, то читатель будет крайне изумлен. Онтологический тезис, утверждающий автономность, замкнутость материального и мыслительного начал, на практике означает следующую проблему: вам приходит мысль написать письмо другу и ваш ум мысленно уже это письмо составил, после чего ваше тело отправляется к письменному столу, располагается за ним и начинает это письмо писать. Если материя и мышление не взаимодействуют между собой, то как можно объяснить это странное взаимодействие вашего тела – модуса материи, и вашего ума – модуса мышления? Объяснить трудно, невозможно объяснить.

Это взаимодействие объяснить не может и сам Декарт. Вернее, он пытается его объяснить, но безуспешно. Он заявляет о том, что шишковидная железа в человеческом мозгу есть столь хитрая вещь, что мыслительные токи и токи материальные так близко соседствуют в ней, что влияют друг на друга. На лицо очевидное противоречие: сначала Декарт заявляет о том, что материя и мышление не взаимодействуют, а затем он, фактически, расписывает это взаимодействие. Декарт и видит, и чувствует это противоречие, но разрешить его не желает. Он упрямо настаивает на своем исходном онтологическом тезисе. И что особенно удивительно, все последующие рационалисты также настойчиво придерживались этого утверждения.

Этот тезис для них настолько важен, что они были готовы пуститься в достаточно забавные объяснения относительно того, почему в повседневности мы сталкиваемся с иллюзией взаимодействия. Так, например, Мальбранш пытается объяснить параллелизм процессов материальных и мыслительных тем, что в соответствие их приводит Бог (окказионализм). Так, если наш ум желает написать письмо другу, то Бог заставляет наше тело выполнить соответствующие действия. Теория весьма остроумная, но по своим выводам весьма пагубная. Помимо всех прочих сложностей, в которые мы не будем здесь вникать, она находится на грани ереси. В частности, пример с письмом хорош тем, что речь идет о деле похвальном и даже благородном. Но что делать, если вместо письма другу мы будем рассматривать ситуацию преступного замысла, а именно: убийство старухи-процентщицы с целью ограбления. Согласно этой теории, Бог, не одобряя замыслов и действий преступника, все же принужден привести их в телесное исполнение, коль уж от начала времен он возложил на себя обязанность приводить в соответствие процессы материальные и мыслительные.

Впоследствии, Спиноза и Лейбниц предложили куда более оригинальные и менее сомнительные решения этой проблемы. В соответствующем месте мы рассмотрим их. Пока же исследуем, почему и Декарт, и последующие философы-рационалисты столь настойчиво настаивали на автономии материи и мышления.

Наука Нового времени в своем революционном развертывании покоилась на двух основаниях – опыт и рациональные, прежде всего, математические методы. Рационалисты принципиально делали акцент на втором основании. Их «континентальное происхождение» проявлялось в большей консервативности мышления, в более сильной зависимости от умозрительной «старой» философии. Рационалисты жаждали абсолютной научной истины и знали, что опыт не может быть ее источником. Следовательно, ее источником должен быть разум.