§ 1. Жизнь Декарта
Рене Декарт родился во Франции в 1596 году. Он происходил из аристократической семьи и получил прекрасное образование в одном из лучших колледжей Франции. Дворянин того времени должен был выбрать либо военную, либо духовную карьеру. Рене Декарт пренебрег обеими. Больше всего он ценил досуг, который позволял ему свободно заниматься науками. Правда, он несколько лет путешествовал и, в частности, служил офицером в Германии во время Тридцатилетней войны. По возвращении он пытался вести уединенную жизнь, чтобы никто и ничто не препятствовало ученой деятельности. Декарту не всегда удавалось достичь этого состояния, ибо аристократ того времени был обязан вести светскую жизнь. И Декарт ее вел.
Кстати, то было время кардинала Ришелье и Людовика XIII, время, которое ассоциируется у многих с королевскими мушкетерами, описанными в романах А. Дюма. Если бы герои Дюма существовали на самом деле, то Рене Декарт вполне мог быть с ними знаком. Он мог беседовать с Атосом о философии, с Арамисом – о богословии и даже с Д’Артаньяном и Портосом – о войне, поскольку имел опыт офицерской службы.
Но светская жизнь была Рене Декарту все же в тягость. В тот момент, когда ему все надоедало, он просто исчезал из общества, находя себе убежище в каком-нибудь отдаленном, уединенном парижском доме. Уже в то время Париж был достаточно большим городом, и в нем вполне можно было затеряться. Декарт однажды проницательно заметил, что уединения нужно искать в больших городах. Но всякий раз друзья находили его убежище и чуть ли не силой возвращали к светской жизни.
По мере роста научной и философской славы Декарта его враги и противники умножались. Церковь и консервативные ученые воспринимали с неодобрением его идеи. Декарт никогда не был бойцом, стремящимся в борьбе доказывать свою правоту. Он полагал, что изменять скорее следует себя, нежели окружающий мир. И он ни в коей мере не желал конфронтации с церковью. Стремясь обрести уединение и покой, он переселяется в Голландию, которая славилась большей толерантностью, нежели Франция. Но к концу его жизни споры и нездоровые страсти вокруг его учения одолели его и там. В отчаянии философ даже начинает жалеть о том, что публиковал свои сочинения. Он пишет своему другу Шаню:
«Я выпустил свои сочинения в свет без всяких украшений, бросающихся в глаза; люди, гоняющиеся за блеском, не должны их даже заметить; я хочу только одного – чтобы некоторые хорошие головы обратили на них внимание и для моего назидания взяли на себя труд исследовать их… Я никогда не был столь честолюбив, чтобы желать сделаться известным таким высоким лицам, и если бы я был так умен, как, по мнению дикарей, умны обезьяны, то ни один человек в мире не знал бы, что я пишу книги. Дикари, как говорят, думают, что обезьяны могли бы разговаривать, если бы захотели, но они этого нарочно не делают, чтобы их не заставили работать. Я был не так умен, чтобы бросить писательство, потому я и не имею столько досуга и покоя, сколько имел бы, если бы соблюдал молчание. Между тем ошибка уже сделана, меня знают многочисленные последователи школ, смотрящие косо на мои сочинения и жаждущие вредить мне всеми способами; поэтому я, без сомнения, смею желать быть известным и лучшим людям, имеющим силу и желание меня защищать… Быть может, они (сочинения Декарта – С. Ч.) показались бы более достойными прочтения, если бы трактовали предметы морали, но это тема, которой я совершенно не смею касаться. Ведь горячатся же профессора из-за невинных принципов моей физики; они не дали бы мне покоя, если бы я написал о морали. Один патер (Бурден) обвинил меня в скептицизме, так как я опроверг скептиков; один проповедник (Воэций) кричал обо мне как об атеисте, так как я попытался доказать бытие Бога. Что они сказали бы, если бы я пожелал исследовать истинную ценность всех вещей, которых человек желает и гнушается, состояние души после смерти, то, насколько мы обязаны любить жизнь и как мы должны быть устроены, чтобы не бояться смерти! И как бы мои убеждения ни сообразовались с религиозной верой, как бы они ни были полезны государству, все-таки с обеих сторон мне навязали бы как раз противоположные мнения. Поэтому я считаю за лучшее не писать более никаких книг… Впредь я желаю работать только для моего собственного самообразования и делиться своими мыслями в частной беседе» (45.264–266).