Лекции по античной философии Мераб Мамардашвили

© Е. М. Мамардашвили, 2014

© В. В. Пожидаев, оформление серии, 2014

© ООО Издательская Группа „Азбука-Аттикус“, 2014

Издательство АЗБУКА

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Публикуемый курс лекций был прочитан Мерабом Константиновичем Мамардашвили в январе-апреле 1980 года во Всесоюзном государственном институте кинематографии. Там же с 1978 по 1980 год, помимо этого курса, он прочитал «Введение в философию» и «Очерк современной европейской философии». Лекции во ВГИКе стали своего рода завершением «московского периода» жизни философа: осенью 1980 года он вынужден будет покинуть Москву и переехать в Тбилиси.

Впервые «Лекции по античной философии» вышли в издательстве «Аграф» в 1997 году (под общей редакцией Ю. П. Сенокосова); этим же издательством лекции были переизданы в 2002 году. Затем последовало издание 2009 года (М.: Прогресс-Традиция; Фонд Мераба Мамардашвили), являющееся дополненным и исправленным по сравнению с изданием 1997 года. Настоящая публикация повторяет издание 2012 года (СПб.: Азбука), которое в свою очередь являлось повторением издания 2009 года. Приступая к подготовке лекций к изданию в 2009 году, я располагала лишь расшифровкой аудиозаписи двенадцати лекций курса (эта же расшифровка лежит в основе издания 1997 года), но окончательная редакция была сделана уже на основании аудиозаписей, присланных из Тбилиси Изой Константиновной Мамардашвили. После прослушивания аудиозаписей лекций текст был приведен в большее соответствие с оригиналом: исправлены ошибки исходной расшифровки, восстановлены неоправданные купюры.

Еще раз выражаю огромную благодарность Александру Михайловскому, который при подготовке книги к изданию в 2009 году любезно согласился прочесть текст лекций и дополнил его примечаниями. В лекциях М. К. цитирует – в своем переводе – французские и английские переводы греческих авторов (по книгам[1]: Platon. OEuvres complètes. Paris: Gallimard, 1950; Alain. Les passions et la sagesse. Paris: Bibliotheque de la Pleiade, 1960; Les Philosophes Célèbres. Paris: ed. Mazenod, 1956; Vernant J.-P. Mythe et pensée chez les Grecs. Paris: François Maspero, 1966; Guthrie W. K. C. The Greek Philosophers. From Thales to Aristotle. London: Methuen, 1967), – этим объясняются расхождения с существующими переводами античных текстов на русский язык. Чтобы не приводить каждый раз соответствующее место в русских переводах, автор примечаний ограничился указанием источника: так, в случае Гераклита просто указан номер фрагмента по Дильсу-Кранцу.

Я также признательна Андрею Парамонову за пояснение к фрагменту лекций, в котором М. К. обращается к математическому образу, известному как сетка Мёбиуса.

Я попытаюсь рассказать историю философии как историю некой единой, хотя и растянувшейся во времени, попытки людей философствовать и посредством философии узнавать о себе и о мире то, чего без философии узнать нельзя. Мы попытаемся подойти к этому материалу так, чтобы в нем почувствовать те живые вещи, которые стоят за текстом и из-за которых, собственно, он и возникает. Эти вещи обычно умирают в тексте, плохо через него проглядывают, но тем не менее они есть, и читать тексты и рассуждать о них имеет смысл только тогда, когда ты не наполняешь себя догматической ученостью, а восстанавливаешь живую сторону мысли, из-за которой они создавались.

Дело в том, что посредством создания текста и следуя логике, которой требует уже не твоя мысль, а характер текста, мы сами себе только впервые и уясняем собственную мысль и узнаем, что же мы, собственно, думали. Поэтому, когда уже позже, через две тысячи лет, мы встречаемся с текстом, он оказывается не элементом книжной учености, а конструкцией, проникнув в которую мы можем оживить те мысленные состояния, которые находятся за этим текстом и которые возникли в людях посредством его. Если бы это было не так, то нам не нужна была бы никакая письменная история, и мы имели бы право ее не помнить, и только архивариусы занимались бы текстами, книгами, рукописями.

Одновременно наш курс истории философии будет своего рода введением в философию, попыткой ухватить ее особенность и то, в чем состоят акты философствования. Я повторяю, мертвые знания нам не важны, мы к прошлому обращаемся и понимаем его лишь в той мере, в какой можем восстановить то, что думалось в прошлом, в качестве нашей способности мышления, как то, что мы можем сейчас сами подумать. Проблема не в том, чтобы прочитать и потом помнить текст, а в том, чтобы суметь высказать мысль, содержащуюся в нем как возможность актуального, теперешнего мышления людей XX века.

Задача историка философии или человека, читающего что-то из истории философии, состоит в том, чтобы, читая чуждый нам словесно, по форме, текст, помыслить мыслимое в нем как то, что мы могли бы помыслить сейчас. И это предполагает, что мы должны будем различать две вещи: с одной стороны, некое мыслительное содержание учения, например Демокрита, а с другой стороны, историческую форму, в которой это содержание было выражено, и то сознание о себе и о смысле своего учения, которое имел данный философ. Следовательно, есть некое объективное мыслительное содержание, которое не зависит от того, как его понял и изложил философ, который мыслил это содержание: есть нечто такое в утверждении Демокрита об атомах и пустоте, что не зависит от того, как сам Демокрит это понял и выразил. Казалось бы, парадоксально – есть мысль Демокрита, независимая от самого Демокрита, от той формы, которую он придал этой мысли, излагая ее, доказывая и сообщая другим.

Более того, тем, что я буду рассказывать, вы должны пользоваться как калькой для понимания текста. Я не буду пересказывать и воспроизводить тексты: лектор не множительный аппарат, и не имеет смысла воспроизводить то, что уже сделано; текст напечатан в энном числе экземпляров, и нет необходимости его повторять и пересказывать. Моя задача состоит в другом: поскольку вы можете в одну руку взять текст, то я попытаюсь сделать так, чтобы в другой руке у вас была к нему калька. Я в буквальном смысле имею в виду кальку. Вы накладываете прозрачную бумагу на текст, и на этой бумаге должно быть что-то, чего нет в тексте. Текст проглядывает через кальку, а на кальке тоже что-то написано, и соединение одного с другим поможет понять тексты, понять историю философии.

И еще: если мы подойдем к тексту не как к мертвому грузу учености, а как к чему-то живому, где бьется пульс мысли, то тогда чтение текстов имеет смысл. Нужно все время держать в своем сознании отношение философии к нашей жизни, то есть попытаться установить такое отношение между нами и философией, чтобы философия представлялась некоторым жизненно важным явлением, имеющим отношение к нашей обыденной, повседневной жизни в той мере, в какой она сознательна, в той мере, в какой мы пытаемся прожить жизнь как сознательные и достойные этой характеристики существа. Мы, не замечая этого, а иногда и замечая, совершаем акты философствования в самой жизни, поскольку совершение актов философствования является условием определенного рода жизни. Тогда понятно, для чего нам нужна история философии. Она нужна нам – и это может показаться парадоксальным – как раз потому, что никакой истории философии нет.

Значит, какие-то определенным образом понимаемые акты философствования являются условием жизни (не биологической жизни, конечно) некоторых сознательных существ, называемых «человек». Но это же означает, что сознательная жизнь (а не вообще жизнь), если она совершилась (а совершившись, она вплетает в себя элементы рассуждения, или размышления, состояния призадуманности, которое называется философией), есть способ бытия. Что-то вечное – акты жизни, раз они совершились, обладают бытием, то есть пребывают всегда, как это ни парадоксально. Философ вынужден считать, что пребыть, случиться (то есть осуществиться) есть способ бытия, а не что-то, что просто уходит в прошлое. В каком-то смысле те люди, которые пребыли посредством мысли, скажем Платон, Аристотель, Декарт, Сократ, являются нашими современниками. Они живут, населяя то же самое жизненное пространство, какое населяем мы, в той мере, в какой мы его населяем, а можно вообще ничего не населять и исчезать, как волны на прибрежном песке, не оставляя никаких следов. Философия имеет особое отношение к способу возникновения и существования человеческого феномена, поскольку он зависит от самосозидания. А история – это зафиксированные события актов самосозидания некоего существа, которое природой не рождается, которого не существовало бы независимо от работы самосозидания. Природой рождается некоторый биологический материал возможных человеческих событий и состояний, но это только биологический материал. За пребыванием и длением человека во времени, тем более во времени истории, стоит постоянно возобновляющаяся работа, или усилие, со стороны человека. Можно сказать так: человек есть в той мере, в какой он хочет быть.