– Классно, – заметила я вслух. – Сколько раз просила не трогать мои вещи…

От нечего делать я напевала себе под нос различные песенки собственного сочинения, но мое бурчание внезапно прервал чей-то прерывистый крик. Оглядевшись, я попыталась понять, откуда же он исходил. Неподалеку располагался старый парк, и, возможно, ответ находился в нем. Вскоре крик повторился вновь, но теперь еще более жалобно, как будто просил о помощи. Сорвавшись с места, я рванулась в его сторону, но очень быстро устала и остановилась, затерявшись среди мрачной, беспросветной зелени, чтобы немного отдышаться. И хотя, весь благородный порыв занял не больше пяти минут, мне пришлось удивиться тому, как быстро сменилась обстановка вокруг. Воцарилась тишина и спокойствие. На секунду даже показалось, что это была просто игра воображения. Странная улыбка сорвалась с моих губ, отобразившись на несколько возбужденном лице.

Тогда я принялась осматриваться: деревья, точно греческие колонны, вмещающие в себя метра два в диаметре и все тридцать в высоту, выбритая ярко-зеленая опушка и стоящее неуклюже на ней ветхое здание. Окна его были разбиты, видимо, дети постарались (так мне казалось тогда), а стены покрыты щедрым слоем граффити. Никогда здесь не была. Любой другой ребенок, увидев эту картину, давно бросился бы бежать, но только не я… Меня потянуло прямо к дому. Кто знает, что мне посчастливится в нем найти… Подобравшись поближе, до меня стали доноситься голоса, вся земля под ногами буквально представлялась сплошным ковром из сигаретных бычков, игл, различных ампул и прочих медикаментов.

– А может, побреем его налысо? Эти кудри на его голове меня уже порядком достали! – раздалось из дома.

Я подошла к одному из разбитых окон здания и аккуратно заглянула. Внутри все было обнесено, стены исписаны красочными надписями, среди которых не трудно различались откровенные ругательства и суицидальные записи. На полу кое-где виднелись пятна крови, пахло сыростью и мочой. Посередине всего это кошмара стоял стул, к которому привязали кудрявого мальчика с красивыми рыжими волосами. Рот заклеили скотчем. Глаза его были полны страха, а под носом засохла кровяная дорожка. Напротив расположилась троица каких-то парней. У одного из них в руках был нож, другой крутил на пальце ручку ножниц, а третий, видимо, самый главный, сидел на диване и с невероятно пафосным видом затягивался неумело сигаретой. Меня охватил ужас: что же сейчас будет?

– Да, давайте его обреем, – подхватил второй, тот, что с ножом.

– Лично мне кажется, эта рыжая скотина вообще не достойна жизни. Убить, конечно, мы его не можем, но вот хорошенько изувечить… – сказал, главарь, вставая с дивана и направляясь в сторону связанного. Подойдя вплотную, он остановился и долго смотрел мальчику в глаза. Неожиданно главарь затушил сигарету о руку мальчика, а тот, издав сильный стон сквозь стиснутые от боли зубы, пустил очередную порцию слез.

– Оо, это только начало, – прошипел тот, что с ножницами.

Они дружно начали смеяться, отвешивая мальчику подзатыльники и давая смычные пощечины.

– Ладно, Бен, гони сюда нож, – приказал главарь одному из своих хулиганов. – Пора ему оставить боевые насечки. Может, хотя бы они положат конец его уродству.

От его слов мое сердце екнуло. Никогда до и после этого случая я не испытывала такого чистого и оправданного страха. Мне было страшно не за себя, а за этого мальчика. Одно я знала точно: так поступать с ним нельзя! Внезапно страх сменило сильное чувство справедливости и одновременно ненависти к этим уродам. От злости я закусила губы и сжала кулаки. У меня не было плана, но я поняла, что если не вмешаться сейчас же, то может быть уже поздно.