Внутренняя же отделка дачи оказалась по высшему, европейскому разряду.

  Оператор уже ждал на "съемочной площадке" – в просторной спальне на втором этаже, посреди которой стояло широкое супружеское ложе – сексодром. Пенсионером ТВ оказался рыхлый дядька с густыми бровями, длинными, давно немытыми седыми волосами, ленивым, надменным, взглядом. Типа: знаем, плавали, в советах не нуждаюсь. В общем, как и положено маститому останкинскому оператору. От него несло Тройным одеколоном.

  Видимо, поэтому он видит "тройную перспективу", ухмыльнулся про себя Власкин. Он поздоровался, "Глаз-алмаз" что-то пробубнил в ответ.

  -В фильме была обычная советская комната в "брежневке", – заметил Власкин приятелю. – А здесь хоромы.

  -Тебе-то что, – ответил Митя. – Графика, спецэффекты, туда-сюда, смонтирую так, что будет всё тип-топ. В Голливуде все улётные сцены на зеленой тряпке снимают. Хромакей называется. Но я и без него обойдусь.

  -А где девушка?

  -Сказал же, будет тебе сюрприз. Пока сидит в соседнем зале, прихорашивается.

  Метёлкин кивнул оператору. Тот достал из кофра с накамерными прибамбасами бутылку водки. Налил полный стакан, протянул Власкину.

  -Не-ет, нельзя, – отвернулся Петя. – Нетрезвый актер не может достоверно изображать пьяного. В этом весь парадокс. Я должен быть трезвым как стекло!

  -Какой еще "парадокс"? Митя изобразил кислую гримасу. – Все великие актеры на сцену подшофе выходили и не стеснялись. Главное меру знать. Я же тебе не литр предлагаю. Всего пару глотков.

  Митя взял стакан, опрокинул в себя половину, другую протянул Пете.

  -А-а, – махнул рукой Власкин. Если он классно изобразит пьяного, находясь сам слегка "под газом", будет вообще высший пилотаж. – Давай!

  Занюхали рукавами.

  -По второй? Для достоверности.

  Большой опыт употребления "ресвератрола" не пропал даром. Петя быстро захмелел. Предупреждала ведь мама: бросай глотать эту гадость, какой там, в бутылках, ресвератрол, одни чернила.

  Очнулся Власкин от чего-то теплого и влажного. Нащупал упругую женскую грудь, подскочил. Рядом лежала, безмятежно посапывая, довольно красивая, совершенно голая девушка. Ее белые, местами розоватые ягодицы, блестели, словно натертые маслом.

  Перед кроватью на штативе устало свесилась миниатюрная видеокамера. Ее хозяин, опер Кулачков, лежал на диване, закинув ноги в носках с дыркой, на верхний валик.

  Он тоже был как из утробы матери. Постучал себя по лбу, покрывшегося испариной. В голове звенело, мысли путались, разбегались в разные стороны. Мы же собирались снимать мизансцену прихода домой полячки. Точно! Полячки…

  Петя вгляделся в профиль девушки. Не может быть! – вырвалось у него. Это была та самая Линда из трамвая.

  Девушка приоткрыла правый глаз:

  -Может. Дай поспать, Власик, задрал как волк овечку. Разве что не съел.

  -Какую еще овечку? Ты, вообще, откуда здесь?

  -Никакой ты не Маркус, – ответила она невпопад, поворачиваясь на спину, – тем более не Софийский. Казанова рядом с тобой и близко не стоял. Кайф.

  -Да что здесь происходит!

  Очнулся опер Кулачков:

  -Всё под контролем. Хронометраж 2 часа, 15 минут, 40 секунд. У меня не забалуешь.

  Линда прижалась к Пете, поцеловала его в колено.

  -Милый, мы же теперь с тобой неразлучны, правда?

  -Кривда! – воскликнул Петя, вскакивая с "сексодрома".

  -Иди ко мне, – поманила его Линда.– Я тебя снова хочу.

  -Где мои штаны?!

  Власкин начал натягивать джинсы, забыв про трусы. Запутался в штанине, не удержал равновесия, рухнул головой в дверь. Отскочил от нее словно мячик для гольфа – дверь была крепкой, из африканского дерева.