– Подождите, – сказал он Сереже, – я дам вам хорошие лопасти.

Он быстро вернулся к своей палатке и отвинтил лопасти от запасных распашных весел, служивших также стойками. Лопасти были дюралевые, профилированные, загребистые. Михаил давно жалел, что когда-то по случаю купил их только две, а не больше.

– Вот, – сказал Михаил, протягивая их Сереже. – Примите от нас с Мариной в память о нашей встрече.

Сережа с восхищением рассматривал лопасти, поворачивая их в руках так и эдак. Наконец, он сказал:

– Будь у меня такие лопасти раньше, я бы не опрокинулся в пороге.

Михаил не стал возражать, хотя понимал, что в хлестком пороге могло произойти что угодно с любыми лопастями. Просто Сереже надо было реабилитироваться в чужих глазах, да и в собственных тоже, и повод для этого был подходящий. Михаил согласно кивнул головой. Отодрав от веретена самодельные лопасти, Сережа быстро приделал новые. Теперь весло ему явно нравилось, хотя, на взгляд Михаила, веретено следовало бы укоротить минимум на полметра. Затем Сережа быстро закончил сборы и перенес свой груз и лодку ниже того коварного слива, которым начиналась шестая ступень. Михаил про себя одобрил его решение, но сам решил не обносить.

Только самые крайние правые струи в шестой ступени проходили мимо зуба, зато и срывались с большей высоты и создавали высокие стоячие волны, в которые не больно-то хотелось попадать. Однако выбирать можно было только между Сциллой и Харибдой.

Сциллой выглядели стояки, зуб-безусловно Харибдой. Значит, надо было идти в стояки, а перед этим успеть перегрести весь плесик к правому берегу, что было явно непросто.

Михаил велел Марине подождать его ниже порога, потому что опять решил проходить его один. Еще вчера вечером, пока они вместе с Сережей шли вдоль порогов четвертой и пятой ступени, он почувствовал, что Марине не хотелось бы тут сплавляться на «полосатом диванчике». В шестой же ступени порог был совсем не лучше вчерашних ступеней, скорее наоборот. Михаил объяснил, что в стояках ему одному будет лучше. Марина не стала возражать.

Михаил изо всех сил греб наискось против течения, чтобы уйти под самый правый берег раньше, чем его стянет к сливу. Это удалось. Там он мгновенно развернулся носом вниз, благо на надувных лодках вертеться куда проще, чем на байдарках, сделал пару гребков и тут же, выхватив весло из воды, положил его на баллон вдоль корпуса, потому что «диванчик» уже начал прыжок вниз, и вода должна была через миг обрушиться гребнем ему навстречу.

Обильно обданный водой, он выскочил из вала и сразу снова схватился за весло, потому что дальше надо было проходить сливы, уводившие левее и, наконец, пристать туда, где ждала Марина, но прежде чем взять ее и Террюшу на борт, Михаилу пришлось поработать снятым с головы «мамбрином», чтобы вычерпать воду из лодок. Ее налилось около половины высоты баллонов. Дальше, в седьмой, восьмой и девятой ступенях Инсукского каскада ожидались пороги попроще, но скоро Михаил убедился в том, что у них очень обманчивая простота. Седьмая ступень, правда, снова нахлестала внутрь много воды в ряде следующих друг за другом сливов, зато в восьмой они совершенно неожиданно оказались перед стояком не меньше двух метров высотой, причем перед настоящей «белой стеной» – белой по цвету от массы пузырей воздуха, подсасываемого водой при крутом падении, да еще с пенным гребнем, обрушивающимся навстречу.

– «Клади весло по борту!» – крикнул Михаил и следом сам, еле успев подправить лодку по курсу, сделал то же самое. Вода ударила в лодку и в их тела. Напор ее был так силен, что в узкие зазоры между манжетами гидрокостюмной рубахи и запястьями вода была под давлением впрыснута внутрь гидрокостюма, мгновенно вымочив на всю длину руки и большую часть груди. Ошеломленные, они выскочили из вала, и Михаил повернул к берегу, чтобы успеть отчерпаться перед девятой ступенью.