– Хосе, – крикнул он, повернув голову в сторону открытой двери, – Клиент!

Из помещения вышел мужчина средних лет. Он окинул Мигеля взглядом, как бы прицениваясь – не продешевил ли, назначив столь низкую цену.

– Пять косарей.

Мигель отдал деньги.

– Посиди на улице, я сейчас, – сказал Хосе и исчез в дверном проёме.

– Счастливо добраться, – осклабился щеголеватый, отвернулся и зашагал прочь.

Мигель сел на корточки, прислонился к стене дома, закрыл глаза, подставив лицо солнцу. Он отдыхал и думал о побеге. Страха не было: «Завтра я буду в Майами».

Мигель услышал шаги, открыл глаза. К нему приближались двое полицейских. Подошли, спросили документы, попросили пройти в участок для проверки. «Какая проверка?» В участке его допросили: «Что ты здесь делаешь? Откуда приехал? Зачем?» Он не мог толком объяснить, что делает в Виста дель Мар. Его продержали сутки и отпустили. Мигель вернулся туда, где его взяли полицейские, прошёл в дверной проём коробки: голые стены, на земляном полу строительный мусор, в воздухе устойчивый запах испражнений. «Так и есть, подстава!»

Весь следующий день он пролежал лицом к стене. Со стены на него смотрел одноглазый Боб Марли. Кто испортил портрет и закрасил глаз? У Мигеля не было желания выяснять. Ему хотелось напиться. Вечером он пошёл на пятачок, где тусуются геи, там его снял пожилой немец. Мигель отобрал у него кошелёк, взял пятьдесят евро, остальное вернул.

На следующее утро в ванной Мигель смотрел на свое дурацкое отражение в зеркале – рожа с высунутым языком, покрытым белым с желтизной налётом, усталый апатичный взгляд. Мигель взял зубную щётку и стал счищать налёт, тем самым вызвал рвоту. Кровь застучала в висках. Он принял душ, похмелился пивом, и только после этого ему полегчало.

Вечером пошёл в сторону Эль Малекон посмотреть на закат, потолкаться среди гуляющих, чтобы не быть одному. Но быстро ощутил себя лишним: люди, их улыбки и смех раздражали его. Он покинул оживлённое место на набережной, спустился к воде, устроился на брошенном в дырах шезлонге и уснул под шелест прибоя. Ему снился цветной сон – слепящий свет софитов, он наносит сокрушительный удар, соперник падает, салют разрывает небо петардами, становится светло, как днём…

Мигель проснулся. Невдалеке работали отбойным молотком, грохот которого во сне он принял за салют. Первые лучи солнца отражались в морской глади. Мигель разделся, вошёл в воду и поплыл. «Если бы я мог доплыть до того берега…» Он задумался, и не заметил, как далеко заплыл: «Так и в море унесёт». Мигель развернулся и мощными неторопливыми гребками, чтоб не сбить дыхание, устремился обратно: «Нет! Я не утону, я добьюсь своего – стану чемпионом, у меня будет настоящая жизнь».

«Надо было слушать Эрнесто», – сожалел Мигель. Он не мог рассказать приятелю, что его кинули, как лоха – это всё равно, что расписаться в своей глупости. Вот Санни, да-да тому Санни, который разбил Мигелю нос при первом знакомстве, он мог сказать больше, чем кому-либо. Санни давно завязал с боксом. Так бывает, в юнцах – лучший, а повзрослеешь и не понятно, куда что делось: и скорость не та, и удара нет. Устроился Санни работать в автомастерскую – он всегда любил автомобили.

Санни вышел к Мигелю из мастерской, они сели на старые покрышки.

– Нужна тысяча баксов, не знаешь где взять? – спросил Мигель.

– У меня есть пятьсот, – предложил Санни.

– Не поможет, ещё половину надо.

– Можно попробовать у Диаса спросить… Мои возьмёшь?

– Нет, спасибо, какая разница сколько просить пятьсот или тысячу.

Диас покровительствовал чемпионам, имел влияние в федерации бокса, пользуясь репутацией теневого кардинала. Мафиози – с проницательным взглядом и приклеенной улыбкой. В боксёрской среде за глаза его звали смайлик.