Приск, малость помедлив, развязал тесемки мешка, и извлек оттуда бронзовую статуэтку Лара, обтер голову божка о тунику, оглядел и поставил в нишу.

– Ну вот, мы и дома. Что еще надо сказать?

– Да охранит нас Юпитер и гений легиона, – сымпровизировал Кука.

– Гений казармы, – добавил Приск.

Койки быстро разобрали, дележка даже не вызвала спора. Практически каждый выбрал, что хотел. Приску досталась нижняя у окна, над ним сверху расположился Кука.

Квинт принес из мастерской в глиняном черепке немного киновари и принялся тростинкой писать на стене имена товарищей.

Верхняя слева – Скирон и Кука. Нижняя слева – Малыш и Приск. Справа верхняя – Тиресий и Крисп, нижняя – Молчун и Квинт. Краска оказалась сильно разбавленной, чтобы легче было писать, и буквы расплылись, набухли по низу кровавыми каплями и вдруг, прорвавшись, устремились вниз. Квинт принялся стирать потеки, но лишь размазал и перепачкал руки.

– Косорукий! – разозлился Скирон. – Такую стену испортил.

– Придется забелить заново, – заметил Малыш.

– Не надо. Пусть так и будет, – сказал Кука. – Так даже интереснее. Эй, Тиресий, что скажешь?

– Дурость ничего не говорит, кроме того, что она дурость, – заявил Тиресий.

– Теперь каждый вояка увидит, что в этой комнате живут придурки-тироны, – веско сказал Молчун.

– Косорукий! – вновь встрял Скирон.

– Надоел! – огрызнулся Квинт.

И неожиданно нарисовал напротив имени Скирона, возбужденный фаллос и написал, «не стесняйся, присаживайся!» Никто не ожидал от пухлолицего, похожего на ребенка, Квинта подобной дерзости.

– Ах ты, писака! – взъярился Скирон, отнял у Квинта кисть и накарябал рядом с его именем: «Растяни задницу».

После чего кисть пошла по кругу писали, кто, во что горазд, и вскоре вся стена была покрыта надписями, а новобранцы измазаны красным, будто побывали в жестоком сражении. Крисп вскарабкался на верхнюю койку и, свесившись, написал выше всех: «Славная восьмерка – лысые жопы». Один Приск не поучаствовал в деле. Усевшись на свою койку, он наблюдал за происходящим со снисходительной улыбкой.

– Что же ты! – Кука передал ему кисть.

Тот покачал головой и слегка отстранился.

– Пиши! – заорали все хором.

Он раскланялся, как актер на просцениуме, а затем вывел:

«Многие писали на этой стене, а я – ничего».

«Браво!» – на единственном чистом кусочке подвел итог дискуссии Молчун.

После чего легионеры побежали к водопроводу – мыться.

Когда сбросили туники, то обнаружили, что у каждого на спине проступают красные полосы буквой «V» – отметины утренней порки.

– Э, похоже, нас приняли в легион! – вздохнул Квинт, изворачиваясь и нащупывая пальцами набухший рубец.

– Хорошо, что мы не в XXII-м, – заметил Молчун.

Кажется, это была первая его шутка за все время их знакомства.

В конце четвертой ночной стражи Приск проснулся из-за того, что кто-то тряс его за плечо. Тряс яростно и приговаривал: «Проснись!»

Комната уже была заполнена сероватым предрассветным сумраком, и Приск сумел различить, что разбудил его Крисп.

– Ты что, сдурел? – пробормотал Приск, – будить до трубы…

– Т-т-тиресий умер… – пробормотал Крисп, заикаясь.

Тут Приск, наконец, увидел, что парень трясется и лицо у него белее побелки на стенах. Мигом с Приска слетел весь сон, он вскочил, взлетел на верхний ярус. Тиресий лежал вытянувшись, без подушки и без одеяла (скомканные, они валялись в ногах), голова откинута, открытые глаза стеклянно смотрели в потолок. В комнате светлело все больше, и теперь было видно, что глаза его как будто подернулись мутной пленкой.

Крисп тоже забрался наверх.

– Его убили? – спросил, клацая зубами.