Рядом со входом в церковный дворик сидел какой-то потрепанный нищий и просил подаяние… Подойдя к нему, Комиссар спросил:

– Слушай, дружище, ты тут Шестёрку «Жигулей» не видал?

– Кхи-хи-хи, – изрёк оборванец и спросил: – А разве такие ещё бегают до сих пор?

«Вот же хлыщ! – подумал Комиссар. – Сам без кола, без двора, а туда же… язвит».

– Так видел или нет? Хорош хихикать!

– Мелочишки не найдётся?

– Я понял… Кому «Жигули», а вшивый о бане. Я тебе эту мелочишку где сейчас возьму? Все счета электронные, ни бумажных денег, ни медяков в ходу почти не осталось, если только в кармане случайно завалялось… Есть электронный счёт – говори, переведу тебе на пожрать чуток…

– Ты откуда рухнул, мент? Какие счета у меня? У меня и паспорта нет… такие, как я, и в природе не существуют… Ну, ты сказанул: счёт!

«Да что ж за день-то такой сегодня?.. Я ж сегодня с двух ног вставал, как обычно…» – мысленно терзался Комиссар и вопросительно посмотрел на купол церквушки.

– Не смотри, не смотри… Хи-хи-хи… Нет его там, – вновь послышалось от бродяги.

Комиссар перевёл свой взгляд на нищего и спросил:

– Ты почему меня ментом назвал?

– Так тебя ж за две версты видать. Таких, как ты, бывших не бывает… Верно говорю, товарищ Верещагинов… гражданин Комиссар… Федор Васильевич?!

– Мы знакомы?! – насторожился Комиссар.

– Знакомы, не знакомы… какая хрен разница. Привет велено тебе передать… от самого Квантонатуса!

– Это что ещё за демон такой?!

– Демон, не демон, а шутки с ним плохи… Дашь пожрать – расскажу, что знаю…

– Да как я тебе дам? Я ж сказал, что ни рубля! – уже немного выходя из себя, проговорил Комиссар и похлопал себя по карманам…

– Здесь за углом забегаловка есть с шурмой… метнись, принеси и поговорим тогда…

– Я смотрю, ты во мне официанта увидел. Ох, закончится моё терпение! – немного пригрозил ему Комиссар и слегка задумался… Потом вспомнил, что он и сам полчаса назад собирался поесть, а этот оборванец, наверное, и несколько дней не ел. И на Комиссара нахлынули воспоминания… Он вспомнил рассказы деда – блокадника: как вначале переловили всех крыс в подвалах и голубей на чердаках, а потом пришла очередь бродячих собак и кошек; как люди, обессиленные от голода, отказывались идти за водой, чтобы вскипятить её и влить в себя хоть какое-то количество тепла и энергии для поддержания жизни, ложились возле самодельных тлеющих печушек, закрывали глаза и угасали вместе с тлеющими в них углями; как в один из первых налётов разбомбило театр, под обломками которого осталась его любимая жена и его – Федора – бабушка Зина со всей театральной труппой; как дед из последних сил заставлял маленькую Катю – мать Федора – одеться и пойти с ним за водой, а та умоляла его остаться возле тёплой печки и никуда не ходить; как однажды ранним утром им не без чуда свыше повезло: ночным налётом убило какого-то незнакомого, и его труп лежал навзничь лицом вверх, припорошённый метелью, а из распахнувшегося ворота шинели дед заметил торчащий свёрток, в котором оказались краюха хлеба и шматок сала, хотя дед в то утро уже совсем без сил разбудил свою маленькую дочку, и он понимал, если не случится чуда, то обратно им уже не вернуться… и оно случилось! Комиссару сразу стало не по себе от этих воспоминаний, и вместо прежнего аппетита к его горлу подкатил твёрдый комок, тогда он сказал бродяге, чтобы тот ждал его здесь и отправился в забегаловку.