– Та-акие девушки и на морозе!

Но, приглядевшись, сменил тон:

– В чём дело? В дом попасть не можете? Это дело поправимое – стоит ли слёзы лить. Зашли б куда, что ж вы, как сиротки, на морозе….

Был он деятелен, не стоял на месте, никого не слушал.

– Дверь изнутри заперта? Какие проблемы – сломаем. Не хотите ломать – окно выставим.

Девчатам показалось, что он сейчас в один миг разберёт дом по кирпичику.

– Хозяйка там.… Спросить надо.

– Ага. Понял, – сразу согласился Возвышаев. – Вы пока в машине погрейтесь. Я мигом.

Старшина обошёл вокруг дома, постучал в дверь, сколоченную из некрашеных досок. Никто не отозвался. Он забарабанил кулаком и решительнее. Наконец звякнула щеколда, на пороге появилась старуха с недовольным и настороженным лицом.

– Разрешите, бабуля, – Возвышаев проник в дом, грудью оттеснив старуху.

– Чего надо-то? – заворчала она в спину.

– Ты чего, Аникеевна, шебаршишь? – навстречу милиционеру поднялся высокий худой старик. – Гостя разве так встречают?

Пододвинул Возвышаеву стул:

– Из милиции?

– Ага. Старшина Возвышаев. – помощник дежурного оседлал стул. – Соседки ваши вызвали – в дом попасть не могут. Вы хозяин будете?

Старик поклонился:

– Кличут меня Мефодичем. В гостях я здесь. А хозяйка вот – Баклушина Анна Аникеевна.

– Другого хода на ту половину нет? – спросил Возвышаев, и на отрицательный кивок хозяйки предложил. – Так я через окно, бабуля? Вы не волнуётесь: всё будет, как в лучшей квартирной краже – фирма гарантирует.

– Занятная история, – буркнул старик, но как-то невесело.

Старуха, как встала у печи, так и стояла отрешённо и неприкаянно, голова её тряслась, руки дрожали. После слов Возвышаева вскинула на него выцветшие глаза и оцарапала цепким взглядом:

– Я тебя, милок, где-то видела – уж больно лицо твоё знакомо.

– Ну, а я-то вас сразу признал. Вашего зятька по внучке не раз приезжал урезонивать. И сюда, и по новому адресу…. Шебутной мужик.

– Сейчас, девчата, не тряситесь, – сказал, вернувшись к машине, и шофёру, – Коля, дай-ка отвёртку.

Аккуратно расковыряв замазку и отогнув гвозди, старшина выставил оконную раму, потом вторую. Скинул форменную дублёнку и удивительно ловко для своей комплекции нырнул в окно. Его тень некоторое время мелькала на занавесках. Девчата уже на крыльце были, когда загремел запор. Помедлив, он не сразу отступил в сторону, пропуская их в дом. И вздрогнул, хотя и был к нему готов, от истошного крика:

– Лю-удка-а!

На место происшествия члены следственной бригады собрались недружно. Последним на своей машине прибыл следователь прокуратуры Фёдоров. Он вошёл бодро, по-солдатски размахивая руками. Остановился у порога, оглядывая присутствующих, улыбнулся, показывая крепкие зубы под усами, кивнул, приветствуя, и лишь с капитаном угрозыска Саенко обменялся рукопожатием.

– Здорово, брат.

Молоденький участковый Логачёв или «лейтенант Дима», как звало его опекаемое население от старушек у колонок до семиклассниц на дискотеках, на миг оторвался от писанины, взглянул на вошедшего и подумал, как мало тот похож на следователя. Другое дело – Яков Александрович, эксперт-криминалист. В словах и движениях старшего лейтенанта спокойствие и мягкая уверенность, чему участковый немало завидовал.

К слову сказать, Дима и сам мало походил на лейтенанта милиции – остроносый, с бледным безусым лицом, на котором горели, будто испуганные, тёмные глаза, длинный, нескладный, несмотря на изрядные успехи в спорте. Говорил громко, всегда с жаром, и всё время некстати размахивая руками. Но обладал такой добродушной улыбкой, что сразу располагал к себе. И криминалист Зубков ему однажды сказал, разгадав томления молодой души: