– Надо-то надо, и понимать-то понимают, только почти не вспоминают. И делать некому и некогда! – вздохнула Т.Ф. – Оставим лучше эту печальную тему.

Я остановился и посмотрел назад. Было невыразимо-невозможно грустно представить, что лет через двадцать это огромное, отражающее лазоревое небо с редкими облаками зеркало превратится в небольшой пруд возле деревни, окруженный со всех сторон тиной и тростниковым болотом.

Вскоре береговая линия стала уходить правее, и сгустившиеся деревца скрыли от нас предмет нашей общей грусти. Поля справа и слева становились все уже и уже, пока не исчезли совсем. Мы вошли в лес.

На нас пахнуло неподражаемым лесным воздухом, густым, как сметана. Мне всегда безумно нравился этот лесной аромат. Он являет собой некое единство, цельность, а вместе с тем состоит из огромного множества отдельных запахов. Кажется, что сама жизнь со всем ее разнообразием дышит на тебя.

Т.Ф. видимо наслаждалась – вдыхала лесной воздух полной грудью и даже прибавила шагу. Только Марина чуть внутренне напряглась и настороженно всматривалась то вправо, то влево, будто стараясь что-то разглядеть за частоколом деревьев. Наверное, боится. Интересно, почему?

Глинистая дорога неспешно делала малозаметные повороты, кое-где избитый гусеницами и колесами основной путь огибали объезды. Местность медленно поднималась. Деревья то приближались, охватывая дорогу с обеих сторон, то отступали, загораживаясь от нас небольшими полянками, сплошь заросшими высокой травой, маленькими деревцами и кустарниками. Из-за последних, по-видимому, траву скашивать ленились – чистого места почти не было. Лес был самый обычный – липа, клен, вяз, дуб… Изредка попадались светлые пятнышки берез.

Разговаривая о том о сем, мы медленно шли вверх. Я уже начинал чувствовать усталость. Плечи больно резали ремни рюкзака, правую руку оттягивала сумка. Дамы мои шли, любуясь красотами, наслаждаясь своими привилегиями. Особенно меня раздражала Марина, вертевшая своей головой туда-сюда, как птица с почти таким же вертлявым названием – вертишейка. Нет, чтобы хоть на подъеме взять эту сумку! Как будто первый раз в лесу?! А впрочем, – я задумался, – Марина ведь действительно едва ли не в первый раз в настоящем лесу. По крайней мере, в сознательном возрасте. Родители ее одну никуда не выпускали. Ничего удивительного, что эта сугубо городская особа женского пола чувствует в лесу робость.

Я вздохнул и поправил лямки рюкзака. Придется тащить всю эту снедь до самого конца. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.

– Скоро уже, ребята, скоро, – будто услышала мои мысли Т.Ф., и я вновь удивился этой ее способности. У Т.Ф. явные задатки телепата! – Сейчас будет слева поворот на Лясовское поле, а дальше наша дорога пойдет вниз, и где-то через километра полтора – Мокрый Луг.

Действительно, через пару минут мы вышли на гребень, и наша дорога раздвоилась – одна колея уходила налево – там через метров двести лес расступался, и была видна золотистая желтизна свежескошенного поля.

– А почему это поле называется Лясовским? – спросила Марина.

– Не знаю точно, – пожала плечами Т.Ф. – Кажется, краем уха слышала, или отложилось – там раньше хутор был, а фамилия владельца этого была то ли Лясов, то ли Лясовский. Вроде бы от него поле так и прозывается. А дальше мы чуть спустимся, пойдет Мокрый Лес.

– Там что, правда, сыро?

– Ты угадала. Лес этот действительно мокрый, – улыбнулась Т.Ф. – Там сыро даже в самую сушь.

– Тогда там точно должны быть грибы, – заметил я.

– Я тоже на это надеюсь. – Т.Ф. со значением кивнула головой. – Это одна из причин, почему мы туда идем.