«Боги просто смеются надо мной! Они издеваются!»

– Тебе помочь, святой отец? Я слышал шум… – раздался голос принципа за дверью.

– Нет, нет… Почтенный Квинт… Не утруждай себя… Я скоро… – ответил Валентин, и некоторое время прислушивался, пока удаляющиеся шаги принципа вовсе не стихли.

Валентин настолько испугался самой только мысли о том, что легионер придёт ему на помощь, что поспешил скорее сделать крест, чего бы это ему не стоило.

Взяв две ножки бывшего табурета, он скрестил их на полу и наступил на перекрестие ногой, после чего развязал пояс на своей тунике, нагнулся и туго, насколько ему позволяла его сила, зафиксировал их в текущем состоянии.

«Ну, вот и славно,» – подумал Валентин, любуясь собственноручно сделанным крестом.

Взяв его в руки, он двинулся к выходу из погреба. Дойдя до последней ступеньки, отделявшей его от двери, Валентин внезапно ощутил чьё-то близкое присутствие, однако ничего предпринять уже не успел.

– Святой отец! – эти слова, произнесённые принципом, оказались последним услышанным звуком для Валентина перед тем, как тот, отлетев в глубину погреба под ударом двери, распахнувшейся ему навстречу, лишился чувств.

Прошло немало времени прежде, чем Валентин смог придти в себя.

– Святой отец! Как ты? – принцип обеспокоенно глядел на распластавшегося на груде вещей лекаря.

– Прекрасно… – Валентин был зол, зол на себя, на богов, на принципа, он был зол на весь мир, но что-то сдерживало его в интонациях. – Мой друг, ты не поможешь мне подняться?

– Конечно, святой отец, – Квинт Цецилий помог подняться Валентину на ноги. – Прости меня… Я решил, что помощь тебе всё же не помешает.

– Ничего… Спасибо, друг, – произнёс Валентин, глядя в стыдливо опущенные глаза принципа. – Мы можем идти.

– Позволь мне помочь тебе хоть в этом…

– Не надо. Я сам… – Валентин направился к выходу из погреба.

– Святой отец!

«Ну что ему ещё от меня надо?» – Валентин замер на одной из ступеней, ведущей к двери и, не оборачиваясь, спросил:

– Да?

– Твой крест…

Валентин развернулся, подошёл к принципу, взял у него из рук самодельный крест, сказал «спасибо» и вновь направился к двери.

«Всё… всё скоро кончится… уже недолго осталось,» – успокаивал себя Валентин, испытывая невообразимый зуд в области ягодиц.

– Встаньте лицом друг к другу, – скомандовал лекарь влюблённым, переминаясь с ноги на ногу в попытке заглушить всё усиливающиеся неприятные ощущения.

Квинт и Ливия смотрели друг другу в глаза.

– Властью, данной мне Богом… – Валентин поднял крест как можно выше над головой, держа его обеими руками, – объявляю вас мужем и женой!

Квинт, улыбаясь, смотрел на Ливию, а Ливия смотрела на Валентина, который к этому времени, будучи не в силах терпеть более зуд, правую руку завёл за себя, а левой продолжал держать крест над головой.

– Кольца, – шепнула Ливия Квинту, – он забыл про кольца…

Правая рука Валентина нащупала два предмета, впившиеся сквозь тунику в его нежную ягодичную кожу.

– Святой отец! Ты не забыл про кольца? – Квинт обратился к Валентину.

– Ай! – последовал ответ лекаря, удалившего из себя два инородных тела.

– Что? – переспросил Квинт, удивлённо наблюдая, за нелепой позой Валентина, поглаживающего зудящее место сокрытой позади себя рукой.

Валентин поднёс правую руку к глазам, разжал кулак и увидел две фибулы7 с окровавленными иглами на раскрытой ладони.

– Квинт, подойди сюда. Колец я не нашёл… Но их можно заменить этим, – Валентин протянул правую руку с раскрытой ладонью подошедшему к нему принципу. – Носите фибулы в знак вашей любви, и будем считать, что обряд завершён.

Радостный Квинт схватил заколки, подбежал к Ливии и вложил ей в руку одну, а другую оставил себе.