Из мемуарного повествования самого Брусилова и современных событиям пояснительных указаний Алексеева представителям мин. ин. дел в Ставке совершенно очевидно, что до сведения А. Ф. доходили преувеличенные данные об интенсивности боевых действий в осенние дни. Только если читать между строк и быть загипнотизированным словами «приостановить наступление» и не считаться с тем, о чем реально шла речь в связи со всей стратегической обстановкой, можно найти в приведенных выдержках доказательство того, что правящая «распутинская группа» через А. Ф., вмешиваясь в руководство военного командования, вела закулисную борьбу за прекращение войны. Во всяком случае, не немецкая рука руководила пером А. Ф. В снах «старца» и в письмах Царицы, не всегда последовательных, гораздо больше претворялись советы и директивы, которые являлись откликами борьбы разных течений в военных кругах Петербурга, Могилева и фронта. В информаторах и критиках не было недостатка, начиная с вел. кн. Павла – «благородного человека», по характеристике Брусилова, «в военном деле решительно ничего не понимавшего», и кончая отставленным главнокомандующим юго-западного фронта Ивановым, который сохранял свой пессимизм по поводу наступательных операций: он был генералом «куропаткинской школы» – скажет Брусилов123. Брусилову впоследствии говорили, что Иванов в особой аудиенции просил Царя отказаться от наступления. Царь направил его к своему начальнику штаба. Среди этих информаторов был и близкий царской семье Саблин, приезжавший из Ставки и находившийся в непосредственных отношениях с «Другом», то очень близких и интимных, то значительно охладевавших. Среди них будет и тонкий политик, делавший карьеру генерал Бонч-Бруевич, который подкапывался через Пав. Ал. и Map. Павл. под Рузского еще в 1915 г. – тогда А. Ф. не умела написать даже его фамилии и высказывала «радость», когда удастся «избавиться» от Бонча, которого, по словам Царя, «все ненавидели» (Бонч особенно свирепствовал в преследовании лиц, носивших немецкие фамилии). Но в конце октября, после «интересной беседы», длившейся час, А. Ф. «от души» желает, чтобы Царь по секрету от Алексеева повидался с ним: «так мало честных людей» – «ему лично ничего не нужно, исключительно ради тебя и всеобщего блага» просил разрешения представиться и «высказаться обо всем». Тут же А. Ф. отмечает крайнее честолюбие этого генерала. Бонч рассказывал много «прискорбных вещей». Ему удается подорвать доверие к «доброму и честному» Рузскому («дурная привычка нюхать кокаин») – не имеет оперативного плана, войска разлагаются, необходимо при Рузском иметь сильного человека, «надежного помощника», который заставил бы работать и т.д.

Каждый из этих информаторов по-своему влиял на женщину, психическое состояние которой к концу года болезненно обострилось. И естественно, что она делалась, по словам Вырубовой, «нежеланной гостьей» в Ставке.

II. «Поход» на Алексеева

Императрица встречала противодействие в своих домоганиях со стороны «фактического руководителя военными действиями», – пишут исторические интерпретаторы легенды. Наступление продолжалось «вопреки указаниям Николая». Тогда А. Ф. под влиянием «божьего человека» поставила своей целью свергнуть ген. Алексеева, чего и достигла в ноябре 16 г. Был выигран таким образом второй этап в кампании за сепаратный мир… Историю этого «похода» против Алексеева логичнее было бы изложить после обзора того, что произошло во внешней и внутренней политике в связи с возглавлением правительства «изменником» гофм. Штюрмером, когда «пацифистские позиции» как будто бы получили более прочное основание и даже вышли из потайной сферы работы «исподтишка». Однако, чтобы не прерывать начатого уже повествования о борьбе за сепаратный мир, поскольку она была связана с тем, что делалось на «полях сражения», продолжим рассказ о давлении, которое оказывала на Ставку распутинская «правящая группа».