– А это зачем? – показал участковый на свои скованные наручниками руки.

– Это мой охламон, будь он неладен, черт лохматый, надел на вас, пока вы пьяные во дворе лежали, – всплеснула руками самогонщица, – Надел и ушел, окаянный. До сих пор нет. Где вот его, черта лохматого, носит? Всю ночь одна в кровати промаялась. Идти искать собралась. Людей позвала: искать его всей деревней. Может его уже и волки в лесу задрали, черта лохматого. Куда вот он ушел, на ночь глядя?

– А мне что теперь делать? Снимать надо, наручники, – буркнул милиционер.

– Я баба не опытная. Я в этих делах не разбираюсь, – с глубоким сожалением пояснила старушка, – Как я их сниму? Они верно ключом отпираются. Может у вас ключик есть? Так вы мне его дайте, мы как-нибудь попробуем. Вы уж нас извините, что так получилось. Не со зла, спьяну.

– Ключик? Нет у меня ключика. Потерял я ключик… три дня назад. Сунул куда-то и… потерял… – тоскливо вымолвил блюститель порядка и как-то виновато или расстроено захлопал глазами.

– Ах, ты… беда-то какая, – огорчилась Вера Сергеевна, – Как же мы теперь их снимем? Думали, вы нам деда искать поможете. А оно вон как все получилось…

– Зачем же вы их на меня надели? Сапоги, зачем сняли? В сарае, зачем заперли? Пистолет куда делся? Кто пистолет забрал! Где мой пистолет! – от осознания глупости создавшегося положения и собственного бессилия что-либо с этим поделать начал заводиться участковый.

– Не видели, – тут же отрицательно замотали головами женщины.

– Это черт знает что такое! – топнул босой ногой милиционер, – Что вообще тут происходит! Где мой пистолет, я вас спрашиваю!

– Должно быть выпал. Когда я вас волочила. Куда ему со двора деться? Не волки же унесли. Найдем. Не волнуйтесь, – начала успокоить его Вера Сергеевна, – Вы чайку горячего выпейте, Василий Михайлович, – протянула ему стакан, – А то совсем остынет. Нам деда надо идти искать. Со вчера дома не ночевал. Дай Бог, чтобы у кого в баньке оказался. А то не приведи Господь одному в лесу ночью. Все ночь волки по двору рыскали. Я прямо извелась вся, измаялась. Вся испереживалась.

Участковый протянул скованные наручниками руки, взял стакан, жадно одним глотком выпил.

– Еще.

– В дому. С собой чайника не взяли, – приняла обратно пустую посуду хозяйка, – Пойдемте, Василий Михайлович, я вам еще налью. С вареньицем.

– Что же это со мной было?.. Что же это со мной происходит?.. Пистолета нет. Наручники. Сарай. Волки. Шутка чья-то какая-то, что ли?.. Хороши шутки… Я чуть не сдох тут… от холода. Вот что мне теперь делать, мать вашу!.. – милиционер хотел было разразиться благим матом, но вдруг осекся, сник и стал капризно жаловаться, потрясая скованными руками, – Как теперь я пойду в наручниках? Совсем вы тут все обалдели. Что я вам плохого сделал? Куда мне теперь таким ехать? Что вы из меня дурака делаете? Что же вы меня, женщины, позорите! Как мы их теперь снимем?

– Вы уж не огорчайтесь, Василий Михайлович, мы же понимаем, вам не удобно, – снова попыталась успокоить его самогонщица, – Так получилось. Что теперь поделаешь? Извините. Случайно все вышло. Вот мы шинельку вашу просушили.

– К черту! К черту шинельку! К черту вас всех! Вы наручники с меня снимите!

– Так, давай ключ, снимем, – предложила Анастасия Павловна.

– Как? Ключа нет! Нет! Ясно? – взвизгнул участковый.

– Тогда не снимем? – пожала круглыми плечами бывшая доярка.

– Ох, – выдохся вдруг блюститель порядка, закрыл голову руками и стал нервно расхаживать по загаженному козлом земляному полу сарая.

– Ноги бы ему помыть не мешало, – критично заметила Элеонора Григорьевна.