Путники то ехали по дороге среди полей, то сворачивали на тропинки среди тенистых рощ инжира, каштанов и финиковых пальм. И на полях, и в рощах им встречались упитанные люди с прижмуренными кошачьими глазами, поднятыми вверх подбородками и выпяченными нижними губами. Их сопровождали два, три или более вооруженных палками людей. У этих тоже началась страда. То здесь, то там путник видел их работу: кого-то тащили за волосы и пинали ногами, кого-то растянули за ноги и за руки прямо на поле и охаживали палками по спине и по пяткам, а одного вообще привязали за ноги и засунули головой в колодец. Было во всем этом нечто до боли знакомое.

– Мы с тобой, дорогой мой, наблюдаем налоговую систему в действии. Видишь ли, бог создал человека, об этом даже и не будем спорить, но вызывает недоумение тот факт, что плату, за сей акт творенья, собирает, почему-то, государство, в облике чиновника. – прокомментировал странник.

Встречались иногда небольшие паланкины, несомые четырьмя или восемью чернокожими; у некоторых с каждой стороны шли веероносцы, иногда носильщики заменялись ослами; в таких случаях физиономия ездока источала чуть меньше презрения, высокомерия и недоступности. В некоторых паланкинах располагались женщины, такие же высокомерные, с фарфоровыми, неподвижными лицами; правда, некоторые из них, увидев странника, с интересом поглядывали на него из-под черных челок оливковыми и чуть раскосыми глазами. В таких случаях путник прикладывал левую руку к сердцу и вежливо наклонял голову, вызывая легкую улыбку или легкомысленный смешок. А одна дама так сверкнула на него, из-под густой, черной, гривы, огненными глазами, что он с трудом удержался на осле, и тут уж приложил и правую руку к сердцу. Дама фыркнула в кулачок и сделала ему пальчиками. Когда же он проезжал мимо работающих крестьян, с интересом глядя на их деятельность, те тут же бросали работу и кланялись ему земным поклоном. Путник отечески улыбался им и, благословляя их, то двоеперстным, то троеперстным, крестным знамением, приговаривал:

– Мир вам, дети мои. Мир вам. Трудитесь во благо… во благо страны родной…

Надо сказать, что черноволосые, черноглазые, смуглые, с оливковым отливом кожи, полненькие женщины, произвели на странника весьма благоприятное впечатление, а чопорные, заносчивые, или, напротив, раболепные и покорные, мужчины, как раз наоборот – ну, совсем не понравились. Первые из них окидывали странника злобными недружелюбными взглядами, либо вообще смотрели как бы сквозь него, а вторые совсем прятали свои глаза.

Впрочем, один раз на него все же обратили внимание. Мимо него легким галопом двигалась процессия из восьми чернокожих с носилками, двух слуг и четырех воинов с копьями, луками и прямоугольными щитами. Неожиданно они остановились на полном скаку, повинуясь окрику из носилок. Едущие навстречу на ослах трое, вполне респектабельных жителя страны, тут же прытко скатились с ослов и уткнулись лицами в пыль. Сидящий на носилках полный человек, с надменно вывернутыми полными губами, живым взглядом и неестественно густыми и длинными волосами, сказал что-то, а точнее фыркнул, ткнув в странника пальцем. Тут же один из слуг взял подмышку палку, рысью подбежал к путнику и сказал:

– Мой господин, – слуга почтительно указал ладонью в сторону господина и отвесил туда же поклон, – желает купить твоего осла. – тычок палкой по направлению предмета разговора. – Назови свою цену, и господин заплатит, столько, сколько ты захочешь, но, разумеется, намного меньше.

– И твоему, достойному господину, от меня привет. Передай ему, что это не осел, а мой друг и собеседник. Я и осла то фиг продал бы, а уж друга-то, – тем более не продам… да, ни за что на свете! Ну, если, конечно, условия не будут уж очень соблазнительны.