Девчонка повернула к нему голову и глянула масляными и любопытными глазами прямо в самые порочные глубины бродяги, и тот заметил, что пигалица ухмыльнулась. Странник поднял легкое тело и поместил вышеозначенную сиротку за спину.

– Вот так нам обоим будет и спокойней и удобней. – пояснил он свои действия.

Однако спокойней стало не на много. Пигалица закинула руки на шею бродяге и игриво щекотала ногтями под подбородком, продолжая прижиматься всем телом, но не навязчиво, а так, просто чтобы не пропал интерес. Иногда она, привстав, клала подбородок на плечо бродяге и с любопытством заглядывала в глаза.

– Дяденька, а ты любишь маленьких девочек?

– Да, люблю, люблю… то есть, нет… ну, в общем… не совсем.

– Ах, какая жалость! Так, значит, ты маленьких девочек не любишь?

– Послушай, малышка, при таком поведении тебя непременно и скоро изнасилуют.

– Ой, пожалуйста, не надо. Я тебя очень боюсь! Не трогай меня, дяденька!

Странник покосился на девчонку. Что-то было в ней очень странное. Она говорила, то плачущим голосом маленькой испуганной девчонки, то голосом взрослой. И поведение ее представляло собой какие-то сплошные зигзаги. Вот, например, сейчас ее ладони скользнули по животу и начали настойчиво вползать в схенти, подбираясь… вот-вот… именно туда.

– Девочка! Дядя сейчас тебе как даст по ручкам и очень больно отшлепает попке.

– Ой, ой, ой. – насмешливо заплакала малолетняя нахалка. – Ой, страшно, ой, ой боюсь, боюсь! А ничего больше большой дяденька не сделает с маленькой девочкой? Кстати, за нами гонятся.

– С чего взяла?

– Слышу топот.

Онагр увеличил ход, и некоторое время они ехали молча. Пигалица прижалась к бродяге, крепко обхватив его руками.

– А как ты оказалась…

Закончить бродяга не успел.

– А-а-у-у-у-и-и-и.

Стон, раздавшийся где-то не очень далеко, перешел в протяжный вой, и только он замер, растворившись в ночи, как:

– А-а-и-и-и-у-у-у-и-и-и…

Многоголосый вой ответил ему, наполнив воздух жуткими переливами. Ночные звуки наполняли египетскую ночь в изобилии: сычиный тоскливый плач, загадочные совиные клики, металлический звон цикад, жалобные стенания шакалов, собачий лай из города, и иногда резкий хохот гиен и кошачье вяканье. Но это было что-то совершенно другое.

– Что это? – пробормотал странник, обернувшись к своей спутнице.

Девчонка смотрела очень пристально, в глазах ее скакали древнеегипетские бесы, а в приоткрытом рту блестели зубы. Кстати, бродяга заметил, что девчонка двигает челюстью, словно перекатывая что-то во рту.

– Это черные собаки. – прошептала пигалица, по-прежнему таинственно сверкая глазами.

– У-а-У! – резкий выкрик прозвучал совсем рядом.

– А это уже кошки. Теперь скачи, если жизнь свою нашел не в свином навозе.

Онагр дробно застучал копытами, удаляясь от топота, наметившегося было сзади. Однако полное незнание местности подвело бродягу. За очередным поворотом он едва не столкнулся с группой всадников скачущих на ослах ему навстречу. Пока он решал, повернуть ли ему назад, прыгнуть ли в кусты, оставив онагра решать свои проблемы самостоятельно – ведь, в конце концов, онагр-то не совершил ничего предосудительного, и вряд ли к нему будут предъявлять претензии… ах, мать вашу! А девчонка-то! Тут и преследователи сзади нагнали, и всадники на ослах закружились вокруг, словно карусель.

– Это он!

– Он подобрал эту тварь!

– Где твоя шлюха?!

Бродяга обернулся и обнаружил, что восседает на онагре в одиночестве. Черномазенькая девочка исчезла.

– Хватайте мерзавца! Сейчас он все расскажет.

– Господа, – вежливо и рассудительно ответил бродяга, – при всем желании я вам ничего не расскажу, так как и сам ну ни хрена не знаю.