– Хотела было дверь у тебя перед носом захлопнуть, – говорю я, – но любопытно стало. Ну? Чего без звонка пришёл? А вдруг бы я не одна была? Вдруг бы объезжала какого-нибудь жеребчика?

Он делает мученическое лицо, а радио транслирует недовольную тираду:

– Начинается... Теперь пока она на мне не оттанцует обязательную программу, не успокоится… Ну, пожалуйста, наслаждайся, раз по-другому не умеешь…

– Давай только безо всех этих твоих танцев, – кривлюсь я в усмешке. – Говори, чего надо?

– Послушай, – отвечает он миролюбиво, чуть дёрнув бровью на слове «танцев», – я хотел просто поговорить. Увидеть тебя, понимаешь? Ведь мы до сих пор муж и жена, и что бы там между нами не происходило когда-то…

– Тебя выгнали что ли? – перебиваю я.

– Блин! Да, выгнали! Но причём здесь это! Я же совсем о другом говорю! О важном и бесценном! – доносится до меня прорывающийся сквозь помехи голос.

Вот он придурок, как же я раньше его не раскусила? Помех становится больше, а голос делается тише, и мне даже приходится прислушиваться, чуть наклонив голову вперёд и закрыв глаза.

– Лиз, ты чего? – удивляется он.

– Да вот, прислушиваюсь, понять пытаюсь, чего ты думаешь. Мыслишки твои гаденькие услышать хочу.

– Да чего сразу гаденькие-то? – возмущается мой муж.

– Денис, – говорю я, – давай начистоту. Мысли у тебя гаденькие. И мы оба это знаем, признайся самому себе хотя бы. А ещё признайся, что тебя твоя красавица, твоя длинноногая лань с чистым взглядом пнула под зад копытом.

– Блин, Лиза! Я пришёл продемонстрировать чистоту помыслов, а ты сразу меня унижаешь! Вот ты всю жизнь меня унижала. Отсюда все проблемы и растут, от твоего неуважения ко мне.

Бедненький. Униженный и оскорблённый. Я смотрю на этого детину, называющего себя моим мужем и начинаю злиться. Он высокий и крепкий, как говорится, косая сажень в плечах. Мускулы, как у… нет, не как у Шварценеггера, но всё равно неплохие.

В общем, здоровенный лось, кабан тридцатилетний, а всё плачется, что его унижают и не уважают. Где мои глаза были, когда я за него замуж шла и ещё раньше, когда влюблялась в этого безответственного и самовлюблённого великовозрастного ребёнка?

– Всю жизнь? Весь год то есть? Мы с тобой года полного не прожили, кобель ты полигамный, а сколько раз ты мне изменял? Давай-ка проверим твою честность сейчас.

– Что значит проверим? – шипит приёмник, но голос становится едва слышным. – Да нет, откуда она может знать… Если бы знала, уже давно бы разоралась. Да о чём разговор вообще, там же ничего серьёзного. Три разика, не считая Ленки, но с ней ведь только минет, значит не считается…

Вот же макака! Три раза и минет?! За первый год брака?! Нет, я просто в шоке. Это мягко говоря…

– Лиза! Один раз всего, я тебе клянусь! – говорит он и смотрит так честно и невинно, что и в том «единственном» разе можно начать сомневаться. – И то, я не по своей воле! И вообще, это чудовищная ошибка. Я могу всё объяснить!

– Ах ты, кролик похотливый! – качаю я головой.

У меня от злости даже мозги закипают.

– Ах ты, самка обезьяны верветки, ах ты, мышь египетская! – сжимаю я кулаки, припоминая сексуальных рекордсменов животного мира.

Я делаю шаг к нему и он отступает.

– Ты чего?!

– Это я чего?! А ты ещё про два раза забыл?

– Какие два раза? – возмущённо откликается он.

– Не считая минета с Ленкой! Освежить тебе память? Ты, наверное, мне так за унижения мстил?! А может быть хотел добиться уважения? Или привязанность укрепить?

– Отк…да… она зна…т? …то ей мог ска…ть?

Голос в радиоприёмнике становится прерывистым и едва различимым. Я невольно наклоняю голову, прислушиваясь.