– Марта, скажи нам, что ты делала в саду?

Марта начала понимать смысл вопроса и решила ни в коем случае не говорить про брошку.

– Марта, мне придется всё рассказать твоему отцу, – сказала настоятельница и потрясла Марту за плечо, она не была уверена, что Марта её слышит.

– Я хоронила птенца, – сказала Марта, эта мысль неожиданно пришла ей в голову.

– Что? – спросила настоятельница и удивленно наморщила лоб. – Какого птенца?

– Он выпал из гнезда, – спокойно и уверенно ответила Марта, она вдруг явно всё это представила и то, как это вполне могло произойти. – Он упал на подоконник, – говорила Марта, – он был мёртвый, всё живое после смерти имеет право быть похороненным. Вот, я открыла окно, чтобы его взять, а потом спрыгнула на улицу, чтобы похоронить его в саду, под деревом.

Монахини заохали и запричитали, с благоговением глядя на Марту, но настоятельница почувствовала, что Марта врёт.

– А почему ты была босиком? – спросила она строго.

– …Чтобы ногами посильнее уплотнить землю, чтобы могилку не размыло дождём.

– Но зачем было разуваться, – задала свой следующий вопрос настоятельница, теперь она была полностью уверенна в том, что Марта что-то скрывает, и это каким-то непонятным образом связанно с Шир.

– А вы бы хотели, чтоб я наступила ботинками на могилку? – спросила Марта по-детски невинно.

Как-то Шир говорила Марте:

– Если тебе сказали обидное, но ты не хочешь ссориться, скажи всё что тебе нужно, но только очень по-доброму, так как если б ты пожелала здоровья этому человеку.

Сейчас Марта не вспомнила об этом, она вела себя так, потому что это было естественным, и к тому же Марта уже и сама поверила в то, что хоронила птенца.

Марта посмотрела в глаза настоятельницы спокойным и уверенным взглядом, и продолжала смотреть до тех пор, пока настоятельница ни отвела свой взгляд в сторону. Далее продолжать расспрашивать Марту уже не имело смысла. Одна из монахинь расплакалась и тянула руку к Марте, как к святой, чтобы погладить её.

– Нагрейте воды, её надо искупать, и пусть идёт на урок, – распорядилась настоятельница и поспешно ушла.

К обеду у Марты страшно разболелась голова, в столовой она так и не притронулась к еде. Ужинать она тоже не стала и попросилась пойти лечь спать раньше других. К ночи у Марты поднялась температура, начался жар. Марта бредила во сне. Ночная сиделка это услышала, пригласили врача. Врач сказал, что у Марты развивается какая-то простуда: ангина или кашель или ещё что. Врач оставил на тумбочке горькую микстуру тёмного цвета, сказал, что надо принимать её три раза в день. Но никакой простуды у Марты так и не развилось: ни ангины, ни кашля. Марта просто продолжала лежать в постели изо дня в день, ничего не ела и ни с кем не говорила. Первые несколько дней температура у Марты продолжала оставаться высокой, лицо горело, и на лбу постоянно выступал пот. Потом жар постепенно прошёл, и Марта стала бледной, бледнее и худее чем всегда. Настоятельница решила, что это легкая простуда из-за того, что Марта промокла под дождём, и решила не сообщать об этом её отцу. Но Марта продолжала оставаться в постели, у неё не было желания вставать, она ничего не ела и ни с кем не разговаривала. Настоятельница решила не трогать её какое-то время, потом еще какое-то время, но изо дня в день ничего не происходило: Марта лежала молча в своей постели и большую часть времени просто спала, и уже после того как настоятельница использовала все известные ей способы воздействия на человека, Марта вдруг спросила:

– А где Шир?

Лицо настоятельницы окаменело, она не хотела больше слышать даже имени этой женщины и уж тем более от одной из своих воспитанниц.