– Скажи лорду, что я упросила тебя показать мне мой новый дом, – деловито говорит Россиль, спешиваясь. – Но замок ещё не успел скрыться из виду, как появились мужчины в масках.

– Сколько их было? – Флинс тяжело спрыгивает со своего коня.

Россиль задумывается.

– Трое, – говорит она наконец.

Трое – это не так уж много, чтобы усомниться в достоверности событий, но вполне хватит, чтобы подтвердить мужество Флинса и умение владеть мечом. Три – благоприятное число, христианский символ, даже если здесь, в Гламисе, это недорогого стоит.

Россиль спонтанно захлёстывает воспоминание о Прачках: белое пугающее видение истощённых женских тел во тьме. У неё сводит живот.

– Разве лорд не потребует предъявить трупы? – недоумевает Флинс. – Доказательства битвы?

– Тебе совершенно не обязательно было их убивать, – с расстановкой объясняет Россиль. Это самая сложная часть её плана. – Мы скажем, что ты обратил их в бегство – а наши раны докажут, что бой и вправду состоялся. Тяжёлый бой, почти насмерть.

Флинс, постепенно начиная понимать суть, хмурится.

– Мне придётся нанести самому себе практически смертельный удар.

Россиль вспоминает шрам Макбета, длинный жилистый рубец поперёк горла. Она не понимает, как он пережил такое ранение. Для другого человека оно означало бы верную смерть.

Она вновь думает о Прачках. Моя жажда крови будет удовлетворена. Они благословили набег на Кавдор, облекли Макбета мощью благоприятного пророчества. Возможно, они уже делали так раньше? Может ли их магия помимо самого предсказания служить защитой в бою? Может быть, это и есть невидимый щит, что укрывает эти земли, словно свежевыпавший снег? И эти нечестивые создания удерживают Смерть вдали от Гламиса?

– Да, – наконец соглашается Россиль. – Или… или я тебе помогу.

Флинс отвечает не сразу, и сердце Россиль сжимается в груди от страха, что он откажется. Но он не отказывается. Лишь спрашивает:

– Почему? Почему вы решили помочь мне?

– Я леди Гламиса, – уверенно заявляет Россиль. – Мне лишь во благо, когда силу его людей признают, применяют должным образом и вознаграждают по заслугам.

Лицо у неё горит от стыда, но на бескровных щеках не виден румянец. Флинс долго немигающе смотрит на неё. Затем молча – лишь металл тихо шуршит о кожу – вынимает меч из ножен.

Ему нужен шрам, который можно носить с гордостью. Но не настолько страшный, как у её мужа – он, конечно, не может превосходить своего лорда, – и на самом деле не грозящий ему смертью. И чтобы рана зажила легко и не помешала в будущем на поле боя. Россиль как раз размышляет, в какое место и каким образом нанести удар, когда Флинс вкладывает ей в руки рукоять меча.

После этого он сам отводит в сторону воротник, натягивая ткань колета, чтобы обнажить ключицу. Россиль видит небольшую впадинку ниже горла, видимо, туда ей и придётся метить. Под натянутой кожей напрягаются мышцы, жира мало, лезвие войдёт глубоко. И будет больно. Очень.

– Сюда, – говорит Флинс.

У Россиль кровь стынет в жилах.

– И вам придётся приложить силу, – предупреждает он.

Изнутри поднимается волна отвращения. Россиль совершенно не хочет этого делать. Она всегда видела себя стратегом, хладнокровно расставляющим шашки на клеточках доски, а не мясником. Но эта тайна необходима ей, чтобы заключить союз. Миноги корчатся от голода. Она не откажет им в пиршестве.

– Подожди, – спохватывается она внезапно. – Мне… я ведь тоже должна предъявить доказательства того, что пострадала в этой стычке.

Флинс хмурится.

– Что вы имеете в виду?

Поверх одной из его седельных сумок закреплено копьё. Россиль берёт его в руку. Светлое гладкое дерево похоже на бусины чёток. Наконечник в неярком свете сверкает серебром. Но Россиль протягивает его Флинсу не остриём, а древком вперёд.