– Прошу прощения за невольное вмешательство, – принцесса говорила подчеркнуто вежливо, но мне на миг показалось, что она испытывает удовольствие от всеобщего замешательства, – но, полагаю, такого рода проступок не может быть оставлен без внимания.

К моему удивлению первым нашелся сэр Генри, и реакция его была вполне уместной.

– Потеря 500 найтских талеров не разорит меня, миледи, – с достоинством возразил он. – Что касается внимания, то мы непременно окажем его Мартину в кругу нашей семьи.

– Кража не может быть внутрисемейным делом, – леди Энн не повышала тона, но голос ее уже заледенел.

– Однако закон позволяет нам пойти таким путем, ваша светлость, – неожиданно мягко напомнил ей Стэнтон.

– Вы все лишь друг семьи, мистер Стэнтон, – отрезала леди Энн, – и не имеете голоса в данном деле.

– Семья согласна с мистером Стэнтоном, – вдруг заговорил до сих пор молчавший Роберт Кэплен.

– В вашем согласии я нисколько не сомневалась, – отмахнулась юная принцесса. По ее лицу скользнула презрительная улыбка, и на какие-то мгновения она перестала быть милой приветливой девушкой; сейчас она скорее напоминала маленького зверька, у которого более крупные хищники отнимают добычу.

– Мы все согласны с мистером Стэнтоном, – твердо заявил сэр Генри.

Леди Энн отступила на шаг назад, и я вжался в стену, опасаясь, что она заметит меня.

– Ну что ж, – прошипела она, – по крайней мере, я помню свой долг.

Черное с золотом платье мелькнуло в коридоре и исчезло в его глубинах.

– Что она имела в виду? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила миссис Кэплен.

– Любой житель Найта, узнавший о преступлении имеет право подать жалобу герцогине вне зависимости от желания пострадавших, – хмуро пояснил Стэнтон.

– Неужели она сделает это? – тихо спросила мисс Пиил. И тут же ответила сама себе:

– Непременно сделает.

Далее прислушиваться к этому разговору мне не хотелось, и я, так ни кем не замеченный, бесшумно отступил в сад. Сад герцогини Найтской представлял собой чудовищное смешение изысканной ухоженности и небрежной запущенности. Аккуратные дорожки и маленькие клумбы беспечно соседствовали с буйными зарослями ежевики и терновника. При этом и то, и другое содержалось в определенных рамках и не преступало своих границ.

Справа от меня мелькнула широкая тень, и я услышал приглушенное:

– Добрый вечер, ваша милость.

В лунном свете лицо фермера выглядело более жестким, как бы окаменевшим, но, тем не менее, я сразу узнал его.

– Как вы здесь оказались, мистер Джайлс?

– Как вижу, ее светлость уже замолвила обо мне доброе слово, – его лицо растянулось в кривой усмешке, коей он тщетно пытался придать сколь-нибудь дружелюбный вид.

Фермер сделал шаг мне навстречу и лишь тогда ответил на мой вопрос:

– Не только друзья ее светлости умеют проникать сквозь стены.

Как ни странно казалось сие утверждение, я принял его просто как факт. Смущало лишь то, что Джайлс родом не из Найта. Хотя мало ли чему можно выучиться, долго живя Ночном герцогстве?

– Я хотел потолковать с вашей милостью, – бесцеремонно перебил он мои размышления. – Судя по всему, в замке намечается очередное жертвоприношение.

Это смешение культурных оборотов с простонародностью речи позабавило меня, и я невольно улыбнулся.

– Ваша милость напрасно потешается, – обиженно протянул фермер. – Это случится уже скоро.

Я открыл, было, рот, чтобы объясниться, но Джайлс иначе истолковал мой порыв.

– О собственной персоне вам беспокоится нечего, – холодно сообщил он. – Ваша милость не из тех, кого отдают на заклание.

– Потому-то я к вам и пришел, – добавил фермер и застыл в выжидательном молчании.